Вслед за мясником он прошёл гулкий подвальный коридор, поднялся на первый этаж. Было рано. Пацанва, наверное, раньше девяти — когда у них смена караулов — не вставала. Хан, видать, хотел Пастыря потихоньку завалить, пока ребятня спит. Поставить потом перед фактом и вся недолга. Забоялся, наверное, недовольства.
По лестнице поднялись на первый этаж — в какие-то казённые помещения, тёмные и сонные. Поплутав немного, вышли в пустынный кассовый зал. Пересекли его на цыпочках и спустились в подземный переход. Спящего на лестнице пацана Пастырь трогать не стал — спит дитё, ну и пускай себе спит. Осторожно обогнули его и двинулись по вонючей подземке. Свернули в служебный ход. Здесь тянулся толстый кабель — видать, от генератора. Вдоль этого кабеля и пошли.
Вышли на поверхность, в небольшой внутренний дворик вокзала, с небольшим убогим фонтаном и парой тополей, под которыми уцелели скамейки и урна курилки. Посматривая на крышу, где дремал, наверное, «аист», метнулись к облезлой зелёной двери.
За дверью действительно оказалась лестница на второй этаж. От небольшой площадки короткий коридор уводил к служебным помещениям — к полицейской дежурной части, кажется, в которой провёл Пастырь прошлую ночь.
На втором этаже вышли к углу небольшого фойе. Выглянули краем глаза. В стоявших вдоль стены казённых пластиковых креслах, неудобно спали четверо пацанов.
— Охрана, — шепнул врач Пастырю в ухо. — Там, дальше, зал отдыха. Там много мальчишек. Старшие. Осторожно!
Пастырь кивнул.
— Хан живёт в кабинете начальника вокзала, — продолжал мясник. — По коридору нужно будет идти очень тихо. Но там дорожка.
Варнак снова кивнул, подтолкнул доктора.
Тот на цыпочках устремился к двери в контору.
Войдя, прикрыли за собой дверь, передохнули секунду. Здесь, в конце длинного коридора с деревянными полированными дверьми, с табличками «Бухгалтерия», «Отдел кадров» и ещё пятком подобных привычно-бюрократических, везде и всюду одинаковых надписей, видна была в свете фонаря роскошная тяжёлая дверь с двумя коричневыми табличками: «НАЧАЛЬНИК ж/д вокзала Михайловск-Пассажирский» и «Секретарь». Перевалов кивнул: туда!
Пастырь боялся, что дверь окажется закрытой изнутри. Но Хан, видать, уже не спал — понятное дело. Поэтому, почуяв, что ручка опускается свободно, варнак резко рванул дверь на себя, ворвался в пропахший душным сном и слабо освещённый тусклым рассветом кабинет, заметался лучом света по стенам, укрытым панелями. Дёрнул вторую дверь, из приёмной в кабинет, прыгнул внутрь.
Хан спал. Сидел за столом, положив голову на руки, и спал. Когда Пастырь протопал по паркету, он проснулся, но не резко, без суеты, без тревожности. Да и понятно, чего ему было тревожиться. Он и предположить не мог такого развития событий, не ждал гостей.
Когда его узкие заспанные глазёнки непонимающе уставились на вошедших, Пастырь повёл в его сторону стволом автомата, улыбнулся, кивнул:
— Доброе утро, гнида!
Доктор тихонько прикрыл за собой дверь, щёлкнул замком, виновато пыхтел сзади.
Хан посмотрел уже осмысленным взглядом на Пастыря, на доктора за его спиной.
— Что, док, продал? — спросил вполголоса.
— Продал, — кивнул доктор. И добавил сиплым и подрагивающим от волнения голосом: — Ты, Чингиз, извини, но ты слишком много на себя взял. Не унести тебе столько.
Хан перевёл свой узкий взгляд на лицо Пастыря.
— Ты всё равно не сможешь уйти, мужик, — сказал он. В отличие от доктора, царёк был, кажется, спокоен. Или хорошо собой владел. — Ты же не станешь стрелять в пацанов. А они тебе уйти не дадут.
— Разберёмся, — бросил Пастырь подходя к столу, высматривая оружие.
— Автомат — там, — кивнул Хан в угол, где под журнальным столиком, действительно примостился «калаш».
— Угу, — кивнул Пастырь. — А пистолетик?
— Пф-ф-ф! — брезгливо поморщился Хан. — Фуфло. Не люблю.
— Угу… Ну ладно.
Не сводя глаз и ствола с Хана, обошёл вокруг стола. Подхватил «калашникова», перекинул за спину.
— Что с Меченым сделал? — спросил Хан. — С пацанами?
— Да жив твой Меченый, — бросил Пастырь.
— Меченый — правильный пацан, — кивнул Хан. — Самый правильный. На него только и можно положиться. Остальные — шелупонь.
Заглянул варнаку в глаза, кивнул на стул, стоящий напротив.
— Садись, мужик, поговорим. Я ведь их за тобой послал — обсудить кое-что хотел. Предложение сделать.
— Я ж не девка, — усмехнулся Пастырь. — Зачем мне твоё предложение.
— А ты не торопись, — улыбнулся и Хан. — Убить меня успеешь. Если сумеешь, — улыбнулся ещё шире. — А чего не поговорить… Разговор может полезным для тебя быть. Может, разойдёмся по-мирному, чтобы пацаны не пострадали. Они же дети ещё, не виноваты ни в чём.
— Ишь ты! — покачал головой Пастырь. — Как запел-то!
Хан перевёл глаза на мясника, прячущегося за спиной Пастыря.
— Ты ему всё сказал, что я просил?
— Что сказал? — не понял доктор. Или сделал вид, что не понял.
Пастырь на всякий случай отступил к окну, чтобы никто у него за спиной не маячил.
— Ты, док, мне никогда не нравился, — продолжал Хан. — Хитрый ты.
И Пастырю:
— Он, похоже, твоими руками решил…