Усталость, жалость к пацанам, боль физическая — всё навалилось разом так, что ноги подкосились и он, отпустив Стрекозу, присел на корточки, замотал головой.
— Там, в конце, за гаражом, ещё дверь есть, — сказала она. — Я уже посмотрела. А дальше — забор.
— Угу, — кивнул он, борясь с тошнотворной слабостью и дрожью. — Сейчас, пойдём, девонька… Сейчас…
Желудок сократился дико, исторгая бесполезную пустую рвоту. Пастырь отвернулся, повалился на цементный пол.
— Плохо? — спросила она, присаживаясь рядом, кладя руку на плечо.
— Ничего, — отмахнулся он. — Сейчас…
Постоял минуту на карачках, прислушиваясь к бестолковой пальбе снаружи. Поднялся, взял Стрекозу за плечи.
И тут сзади в спину упёрлась палка. Не палка, конечно, а — ствол.
— Не шевелись! — велел негромкий знакомый голос.
Откуда он взялся?
Так — оттуда, вестимо. Дверь-то Пастырь не прикрыл за собой.
Он послушно замер, соображая, как бы извернуться. Но извернуться не получалось. Если тот, сзади, начнёт вдруг нервничать и возьмётся стрелять, положит Стрекозу.
А она смотрела, сузив глаза, вприщур, на стоявшего позади Пастыря пацана.
— Кто там? — спросил он шёпотом, на ухо.
— Ведро, — ответила она.
— Ведро, Ведро, — подтвердил пацан.
— Хреново, — вздохнул Пастырь.
— Да уж ничего хорошего, — согласился Ведро.
— Может, я повернусь? — осторожно спросил варнак. — Да и Стрекозу отпустить бы, а то продырявишь обоих, с дуру-то.
— Так отпусти, — разрешил Ведро.
— Иди, дочка, — шепнул Пастырь. — Успеешь уйти, пока…
— Не успеет, — оборвал Ведро. Хороший, видать был слух у пацана: Пастырь ведь в самое ухо девчонке шептал.
— Так я повернусь? — спросил он ещё раз.
— Ну, повернись.
Ведро отошёл на пару шагов. Стоял в дверном проёме, широко расставив ноги в полуприседе, держа автомат наизготовку.
— Здор
— Покурить вышел, — тоже криво усмехаясь, ответил тот. — Нехило тебя уделали!
Стрекоза выступила из-за спины, встала перед Пастырем.
— Ну, что дальше? — спросила.
— Давай вернёмся, Стрекоза? — неожиданно жалобно и тихо попросил пацан.
— Куда? — отозвалась она.
В стороне «железки», на мостках, заголосила шпана. Перекрикивались о чём-то. Может, раненого Гнуса нашли. Если завернут сюда, — крышка.
— И зачем? — продолжала девочка. — Хана нет. Или ты теперь под Меченым будешь?
— Не буду. Соберу пацанов и уйду. В Рабочий Посёлок. Там скотоферма была.
— Да кто с тобой пойдёт!
— Эй, Серый! — прокричал кто-то на углу пакгауза. — Серый! Давай сюда!
— Если зайдут, нам писец, — сказала Стрекоза, глядя Ведру в глаза.
Ведро молча смотрел на неё. Потом опустил автомат.
— Не уходи, Стрекоза, — попросил он. — Соберём пацанов, вместе уйдём.
И тут до Пастыря дошло: Ведро неровно дышал к девчонке!
— Типа, новым Ханом решил стать? — усмехнулась она.
И, повернувшись, бросила Пастырю:
— Пошли, дя Петь.
Потянула его за руку за контейнеры, выстроившиеся тоннелем.
Потом оглянулась на Ведро.
— Идёшь с нами?
— Куда? — неуверенно произнёс тот.
— Отсюда.
— Нет, — покачал головой Ведро. — Что ж я, мал
— Ну-ну, — бросила она.
А вот ты — гоблин и ссыкло! — шепнуло Пастырю второе я.
Совсем близко послышались осторожные голоса шпаны.
— Серый, ты? — крикнул кто-то
Ведро быстро повернулся, пошёл в ту сторону.
— Это я! — крикнул он.
Пастырь потянул автомат, но Стрекоза схватила за руку, потащила за собой.
— Что, пацаны, нашли кого-нибудь? — продолжал Ведро.
— Ведро, ты, что ли? — отозвались со стороны.
— Ага. Я тут проверил. Пусто. Где-то этот козёл затаился. Надо в цехах смотреть, ребя. Наверняка он там.
— За «козла» ответишь, — покачал головой Пастырь, улыбнулся, поморщился.
— А мне ты больше слона напоминаешь, дя Петь, — хохотнула Стрекоза. — Ухо у тебя…
— Тебе смешно… — буркнул он, хромая между контейнерами к проходу в восточную половину пакгауза, где стояли на приколе в боксе два «Зила», а за ними, в конце, видна была дверь.
24. Псы
Они отошли от вокзала уже метров на сто, а трескотня автоматов на платформах всё не прекращалась. Стрекоза поминутно оглядывалась, боясь, наверное, что их догонят, и нетерпеливыми взглядами поторапливала Пастыря.
А тот, выйдя из горячки боя, ощущал теперь каждую заработанную болячку и думал только о том, как бы дотащиться до заветного чердака на Вокзальной, рухнуть на мягкую пыль и опилки, положить голову на родной рюкзак и уснуть.
Притихший в уже слабеющем тумане стеклозавод скалился ни них зубьями разбитых стёкол, дышал зыбким холодом из распахнутых дверей цехов, грозился придавить серыми стенами. Стрекоза, идущая впереди, опасливо косилась на окна, умоляюще оборачивалась к Пастырю: «Ну быстрей, а?! Давай поскорей пройдём это жуткое место!»
У выхода с территории завода Пастырь не выдержал — присел на высокий бордюр, морщась от боли, уныло примостив на бетоне одну ягодицу.
— Плохо, дя Петь? — участливо поморщилась Стрекоза.
— Да не, — пропыхтел варнак. — Нормально всё.
— А ты… Хана… как убил? — нерешительно спросила она.
— Нормально, — поморщился он. — А он Перевалова подрезал. Доктора.