Варрава

Немного только остается нам прибавить к тому, что было рассказано выше, с целью обрисовать ту диаметральную противоположность начал, на которых основано было быстро в то время вымиравшее язычество и только что нарождавшееся тогда христианство — противоположностью, которой и объясняется, почему христианство должно было мало-помалу возрасти из крошечного горчичного семени в то мощное дерево, под тенью которого народы и племена земные должны были найти себе и мир и отдохновение, между тем как язычество все более и более вырождалось в какое-то уродливое чудище, которое, подобно ветхому Сатурну, пожирало свое собственное исчадие.

Читатель наш, несомненно, заметил, что почти все лица, представленные на первых страницах этой книги, погибли кто раньше, кто позже насильственной смертью до наступления того периода, на котором останавливается наш рассказ. Мы видели, каким образом были сведены в могилу Клавдий, Британник, Агриппина и Октавия среди населенного грозными призраками черных преступлений Палатинского дворца; присутствовали при тяжелой кончине Бурра, мужа честного и прямого, видели, как пронзил себя своим мечом энергичный Корбулон, искусный полководец, всю свою жизнь верою и правдою прослуживший империи; видели томление предсмертной агонии тщеславной Поппеи, скончавшейся жертвою необузданной вспыльчивости цезаря. Мы были свидетелями минутного позорного малодушия поэта Лукана в виду смерти, разочарования и мрачного пессимизма последних годов Сенеки и того мужества, с каким покорился он приказанию умереть; знаем, какою смертью погибли и неподкупно честный Пэт Тразея и многие другие представители древних римских родов патрициев — Сулла, Рубелий Плавт, Антистий Вет, Пизон, а с ним и целые толпы соучастников неудавшегося заговора.

Философы находились, кто в далекой ссылке, кто в изгнании, кто под опалою. Музоний Руф, которого Дмитрий Циник видел за работою простого пахаря на Кориноском перешейке, был возвращен из ссылки Гальбою и в царствование Веспасиана пользовался при дворе большим почетом. Старик Корнут, оплакивавший долго и безутешно преждевременную кончину даровитого ученика своего Персия, в последние годы царствования Нерона был приговорен к ссылке, и с тех пор для нас теряются всякие следы его.

Некоторые знаменитые отпущенники той эпохи — временщики всесильные каждый в свое время — тоже один за другим сходили со сцены, унесенные тою или другою насильственною смертью. Так, Нарцисс умер отравленный Агриппиною, Паллас и Дорифор оба были отравлены по приказанию Нерона; Эпафродит уже при Домициане заплатил своею жизнью за оказанную им Нерону последнюю услугу; Гелий и Поликлэт, наместники Нерона в Риме во время его знаменитого путешествия по Греции, приговорены были к смертной казни вскоре после воцарения Гальбы.

Явлением отрадным среди всеобщего безверия и всеобщего растления нравов был Эпиктет-маленький друг Тита и Британника в то время, когда он отроком состоял рабом-книгоносцем при секретаре Нерона Эпафродите, — Эпиктет, завещавший миру мысли, по чистоте, возвышенности, и гуманности не имеющие себе равных в области древне-классического, мировоззрения, исключая тех, что подарены нам Марком Аврелием. Заря христианства сказывается в мировоззрениях Эпиктета: язычник едва ли мог бы подняться на такую высоту мысли, если б в воздухе уже не носилось и не чувствовалось веяние начал новых, нового учения.

Что же касается первых трех после Нерона призрачных императоров, то нельзя не заметить, что кратковременное возвышение на престол всех троих было ознаменовано крупными повсеместными бедствиями: войнами, слухами о войнах, избиениями, междоусобными распрями, восстанием царств на царства, народов против народов, морами, сгладами, землетрясениями и великим повсеместным смятением. А среди всех этих смут и бедствий, среди тупого отчаяния безверия, получавшего с каждым днем все более и более широкое распространение, потоками человеческой крови был осквернен храм иерусалимский и приношениями на языческих алтарях поругано его Святое Святых, и тот же год, который был свидетелем падения иудаизма, видел и разрушения храма Юпитера Капитолийского — главной святыни язычества, который был обращен в груды обломков и пепла во время жестокой распри между Сабином, старшим братом Веспасиана, и партизанами Вителлия.