Начиная с 4 августа немцы приступили к планомерному подавлению восстания силами СС, полиции, украинских националистов и так называемой РОНА. С 10 по 20 августа 1944 г. в Варшаве свирепствовали подручные предателя, организатора "Русской освободительной народной армии" (это не РОА Власова), в то время бригаденфюрера и генерал-майора войск СС Бронислава Каминского, которые начали дикую расправу над польскими женщинами и детьми. Этим немцы хотели предметно показать полякам, что их ждёт, когда придут русские! Затем после показательной жестокости "восточных варваров" бригаду Каминского вывели из Варшавы, её личный состав передали Власову, а Каминского за плохое обращение с поляками расстреляли! ("Исторический архив", ╧ 4, 1994. С.62). Но ни один из немцев, сжигавший польских женщин и детей из огнемётов, не был наказан. Справедливость по-нацистски. Но некоторые поляки поверили в неё и для них главные виновники варшавской трагедии - русские.
При подавлении восстания гитлеровское командование, используя разобщённость восставших, методично, по очереди уничтожало очаги сопротивления, применяя тяжёлые орудия, бронепоезда, танки и огнемёты. Повстанцы несли значительные потери, вскоре стал ощущаться недостаток боеприпасов. Учитывая всё это, печать АК начала публикацию материалов о том, что восстание якобы согласовывалось с англичанами и представителем командующего 1-м Белорусским фронтом. При этом за "представителя Рокоссовского" штаб АК выдавал некоего капитана Калугина, якобы заброшенного к повстанцам по воздуху. На Калугина ссылался даже Миколайчик в ходе второй беседы со Сталиным 9 августа 1944 года. На самом деле Калугин служил офицером во власовской армии, сбежал в декабре 1943 года к польским партизанам. 5 августа 1944 года Калугин передал из штаба Коморовского телеграмму Сталину с просьбой помочь восставшим оружием.
2 августа 1944 года разведка 1-го Белорусского фронта получила первые, весьма расплывчатые сообщения о восстании в Варшаве. Обстановка на тот момент оставалась неясной даже для Коморовского. В город был сброшен советский связной офицер с радиостанцией, но он погиб, так как советское командование не знало точного расположения повстанческих сил.
В беседе со Сталиным 9 августа тон Миколайчика был уже совсем другим: он просил быстрейшей помощи повстанцам оружием. Сталин не возражал. Однако он справедливо отметил, что восставшим требуется, прежде всего, тяжёлое оружие, а сбросить его с самолётов технически не представляется возможным. В целом советский лидер расценил восстание как "нереальное дело", так как у немцев под Варшавой три танковые дивизии и много пехоты. "Просто жалко этих поляков" (т.е. повстанцев). Сталин весьма откровенно сказал, что вначале считал взятие Варшавы советскими войсками делом нескольких дней, однако противник перебросил под город дополнительные силы и теперь освобождение польской столицы потребует времени. Советский лидер предложил направить к повстанцам офицера связи с системой сигналов и шифров. Одновременно при участии специального представителя Ставки ВГК Г.К. Жукова 8 августа 1944 года был разработан новый план освобождения Варшавы. Однако операция не могла начаться ранее 25 августа. Положение осложнялось и тем, что гитлеровцы во второй половине августа резко активизировали нажим на плацдарм к югу от Варшавы, так что для его удержания пришлось отвлечь дополнительные силы.
Тем временем восстание принимало характер всенародной борьбы против оккупантов: героически сражавшиеся варшавяне не знали о закулисных манёврах руководства АК и истинных мотивах восстания. А в печати АК усилились нападки на СССР, который, якобы заранее зная о восстании, не оказывает теперь никакой помощи. В качестве ответной меры 13 августа 1944 года публикуется заявление ТАСС; в нём подчёркивалось, что Советский Союз не имеет к восстанию никакого отношения и оно с ним предварительно не согласовывалось.
16 августа в ответ на обращение Черчилля о помощи восставшим, Сталин сообщил, что сначала он распорядился "интенсивно сбрасывать" вооружение в район Варшавы, затем советское командование, убедившись, "что варшавская акция представляет безрассудную ужасную авантюру, стоящую населению больших жертв", пришло к выводу, "что оно должно отмежеваться от варшавской авантюры, так как оно не может нести ни прямой, ни косвенной ответственности за варшавскую акцию".