Варшава и женщина (Повесть о Дальней Любви)

Марек свято верил в существование где-то в высших сферах Великого Плана и ждал только сигнала.

История о том, как Джауфре Рюдель де Блая вступил в сражение с сарацинами, и о встрече его с графиней Триполитанской

«Неведомо какая» Дама, прекраснее всех известных дам Пуатье, Прованса и Гаскони, – не то пригрезилась она поэту, не то была придумана им, по крайней мере, поначалу – назло жестокой красавице, и вряд ли обошлось тут без Маркабрюна, который увидел в поэтической затее сеньора Джауфре отменный розыгрыш, способный основательно позлить всех этих коварных обольстительниц. Так и шло своим чередом, дамы сердились, поэт неопределенно вздыхал, а Маркабрюн ядовитый – посмеивался. Пытались разгадать загадку, но песни Джауфре Рюделя обладали обманчиво наивным видом, так что в конце концов все сердечные тайны поэта были погружены в надежный туман. Все, что удалось достоверно выведать, укладывалось в четыре строчки самой знаменитой из его песен о Дальней Любви:

Тогда лишь верен сам себе,
Когда я рвусь к Любви Далекой.

Желанней, чем дары Небес,
Мне дар моей Любви Далекой…

И – все.

Но вот молодая графиня Триполитанская появляется в зале, между тех окон, что выходят на море, и тех, что смотрят на поля и фруктовые сады; ее ноги легко ступают по мозаичному полу, изображающему морскую воду, чуть тронутую ласковым дыханием ветра. Эта мозаика выполнена с таким искусством, что поневоле удивляешься отсутствию следов, которые должны были бы остаться на влажном песке. А жаль, ибо песок-соглядатай мог бы выдать, какими маленькими, изящными ножками обладает графиня.

Она любезно здоровается с сеньорами – и с сеньором Гуго, и с его сыновьями, и с князем Блаи, и для каждого находит приятное, легкое слово. У нее гибкий стан и красивые руки, но всего поразительнее – лицо с нежной линией подбородка, подчеркнутой тонким барбетом, – лицо, сияющее ослепительной, волшебной юностью.

Говорили об изящных пустяках, развлекая гостей, сообщали новости и слухи. И брат, и сестра то и дело пересыпали речь сарацинскими словами, а то и целыми фразами, всякий раз поясняя со смехом, что то или это обыкновенно называется в здешних краях так-то и так-то. Дивно смотреть, как птичьим лепетом слетали с уст юной Мелисенты незнакомые звуки языка, который Джауфре Рюдель чаял услышать лишь от смертельного врага.

Расспрашивали гостей, в свою очередь, и хозяева: интересовались новыми обычаями при провансальских дворах, и законами, согласно которым вершатся дела и суды любви, и состязаниями трубадуров, и новыми их сочинениями, и именами лучших.

Затем в зал явились два полуголых раба, очень черных, с телами, смазанными для украшения маслом, а к щиколоткам их были привешены серебряные колокольчики. Безмолвно ухмыляясь, они установили большую ширму, представлявшую собою деревянную раму, обтянутую белым полупрозрачным шелком. Прибежали вслед за тем два презабавных человека, сирийцы видом, одетые в разноцветное тряпье, со смуглыми желтоватыми лицами. Их темные глаза были густо обведены синей краской, а губы выкрашены черным, ладони же и ногти рук и ног – ярко-красным. Они смешно размахивали руками на бегу, словно в большой суматохе, а затем, остановившись, принялись усердно кланяться.

В коробке у них были с собою плоские фигурки, вырезанные из твердой кожи, представлявшие силуэты дворцов, кораблей, лошадей, людей разного облика – и сарацин, и греков, и латинян. Показав все это высокородным зрителям, они снова поклонились и скрылись за ширмой, а перед ширмой расселся третий жонглер (если только сирийца можно так назвать!), в широченных шелковых штанах и множеством жемчужных ниток, свисающих с толстой короткой шеи на голую грудь. Он разложил на коленях барабанчик, дудку и два вида колокольчиков и принялся наигрывать попеременно на всех этих инструментах.

На фоне белого шелка показался силуэт дворца, а на крыше – человек, поднимавший и опускавший руки на шарнирах. Громкий голос пояснил, неправильно выговаривая слова:

– Это кровельщик, он на крыше работает.

У стен дворца показался второй человек. Он остановился и произнес, также коверкая звуки:

– Жа-арко… Кровельщик, ты дай мне воды напиться!

– А, добрый человек! – воскликнул кровельщик. – Вот и вода! Но умой, прошу тебя, лицо!

– Твоя правда, – сказал этот пришелец. – Мое лицо – оно пыльное. Но чем его утереть?

– А, возьми мою набедренную повязку! Это все, что у меня есть! Другого ничего нет!

Пришлый человек утер лицо брошенным ему куском ткани (лоскуток спустили на веревочке), а затем и выпил воды. После этого кровельщик захотел получить свою набедренную повязку обратно.

– Отдай ее мне! – сказал он. – Ведь она не нужна тебе больше, мне же – нужна прикрыть мой срам.

Но когда набедренная повязка возвратилась (с помощью той же веревочки) к своему прежнему хозяину на крышу, тот в изумлении вскричал: