'Варшава' - курс на Берлин

Я сразу же уточняю: "Коза М. П." расшифровывается как "коза ману проприа", что в переводе с латинского означает: "коза, собственноручно доимая". Так шутливо прозвали поручника Подгурского его товарищи. Я должен сразу пояснить, что поручника никто не доил. Как раз наоборот: это поручник Подгурский собственноручно доил некую козу задолго до того, как стал летчиком-истребителем и поручником.

Что же касается прикрытия штурмовиков в атаке на Врицен, то это случилось еще позже - во второй половине апреля 1945 года. Перед самой войной Подгурский окончил офицерское танковое училище. После нападения Германии на Польшу осенью 1939 года он очутился за Уралом, в лагере для интернированных. Там его отнюдь не баловали. Как и всем, ему пришлось работать и в жару, и в лютые морозы, которые, кстати, были гораздо страшнее, чем жара.

При тридцати градусах ниже нуля местные жители говорили: "Однако, это уже похоже на оттепель". На работу выходили, если температура была не ниже сорока. Но обращались с ним хорошо, и условия жизни у него, как и у всех интернированных, были нисколько не хуже, чем у коренных жителей этого сурового края.

Зимой 1941 года Подгурский схватил сильное двухстороннее воспаление легких. Его отправили в больницу в Пермь. Когда дело пошло на поправку, Подгурский узнал о том, что между Советским правительством и польским эмигрантским правительством в Лондоне заключено соглашение о взаимной помощи в войне против Германии и формировании польских воинских частей на территории СССР.

После перенесенной болезни Подгурский был еще слишком слаб, чтобы тотчас же отправиться в путь, туда, где формировалась польская армия. Первая попытка предпринять такое путешествие окончилась для него плачевно: на следующий же день на каком-то железнодорожном вокзале он от слабости потерял сознание. О нем позаботилась семья польских поселенцев из близлежащего колхоза. Они взяли его к себе, и Подгурский пролежал у них еще некоторое время, пока наконец молодой организм не победил болезнь. Но Подгурский на этот раз уже был осторожнее и решил не пускаться в далекий путь, пока окончательно не окрепнет. В поле он работать еще не мог, и поэтому, когда все уходили на работу, оставался в доме хозяйничать и пас на лугу козу, молоко которой возвращало ему силы.

Но вот наступила осень. Он больше не мог сидеть сложа руки. Поблагодарив хозяев за заботу и хлеб-соль, он снова двинулся в путь. По дороге встречал таких же, как и он, стремившихся вступить в ряды польской армии, которая формировалась где-то в центральных областях России. Так всю зиму 1942 года он скитался по дорогам в поисках польской армии. Наконец добрался до Чирчика под Ташкентом. И здесь он узнал, что польская армия, вместо того чтобы двинуться на запад и драться с гитлеровцами, ушла в Иран{3}. Подгурский не понимал политической подоплеки этого ухода. Он был солдатом, хотел бить врага. И потерял эту возможность.

Весной 1943 года Подгурский узнал, что где-то под Рязанью формируется польская дивизия. Не долго думая, он снова пустился в путь. Наконец он добрался до места и был сразу же зачислен в 1-й танковый полк. Его, подготовленного танкиста, приняли охотно. Но когда он узнал, что в Григорьевском формируется авиационный полк, ему захотелось перейти туда. Правда, сделать это было нелегко, но Подгурский добился своего и начал летать.

Его инструктор, лейтенант Аникин, спокойный и опытный летчик, считал Подгурского способным учеником. После тридцати полетов с Аникиным Подгурский сделал первый самостоятельный вылет на учебно-тренировочном самолете УТ-2.

Каждый летчик навсегда запоминает свой первый вылет без инструктора, первое боевое задание и первый воздушный бой.

Первым боевым заданием Козы М. П. (это прозвище буквально прилипло к Подгурскому) был патрульный полет над Варшавой в сентябре 1944 года. А первый свой бой он провел, прикрывая штурмовики в налете на Врицен в апреле 1945 года.

Восемь горбатых "илов" уже делали круг над Барнувко, когда звено истребителей еще только выруливало на старт. В первой паре были поручник Лобецкий и поручник Подгурский, во второй - поручник Штакхауз и хорунжий Вешхницкий.

И вот навстречу истребителям стремительно понесся лес, потом он ушел под крылья и прижался к земле. Машины набрали высоту, поднялись выше строя штурмовиков. В это время "илы" пролетали над шоссе, оставив слева Дембно. Истребителя пристроились к штурмовикам с обеих сторон.

Лобецкий и Подгурский прикрывали непосредственно штурмовики, а Штакхауз и Вешхницкий, словно овчарки, охраняющие стадо, носились вокруг, заходя то сзади, то сверху, то с боков.

Полоса леса оборвалась, но ненадолго. Самолеты миновали шоссе и железнодорожную линию, соединяющую Костшин со Щецином, и вышли к обрывистому берегу Одера, поросшему густым кустарником. Дальше снова потянулись леса, раскинувшиеся от самой Старой Рудницы на севере и до Костшина на юге.