Варшава

– Не, на это времени нет. Время – это деньги, а деньги – это время. Каждый день – на завод, потом выпить надо? Надо. Ну, расслабиться, типа, после работы. Правильно? – Я киваю. – Так что тут не до курсов. Ладно, короче, у меня к тебе дело – на триста баксов, то есть на триста белорусских. Одолжи, а? До двадцать пятого?

– Хорошо.

Я достаю кошелек, вынимаю трех «рысей».

– Спасибо, братан.

Бородатый жмет мне руку, уходит к себе. Я сую ключ в скважину, открываю.

Хозяйка стоит в прихожей.

– Здрасьте, тетя Нина.

– Здравствуй, Вова, здравствуй.

Я захлопываю дверь.

– Што ат тябе барадаты хатеу?

– Ничего, так – познакомиться.

– Нечага табе с такими знакомиться. Пьяница, алкаш. Жонка кинула яго, забрала дочку, квартиру размяняли. У их была квартира у втаром падъезде. Скажы яму, штоб к табе ня лез – тябе учиться нада, а не с алкашами…

– Ага, хорошо.

– Ты супа хочаш? Я сварыла.

– Нет, не хочу.

* * *

Жду Олю в центре зала на Октябрьской – у ступенек перехода. Десять минут седьмого. Рядом болтают по-французски два чувака – волосатый и стриженный налысо. Мужик с розой в руке смотрит по сторонам.

С грохотом подъезжает поезд. Французы замолкают. Лязгают двери, на платформу высыпает толпа, разделяется на потоки – к ГУМу, к Белсовпрофу и к переходу на Купаловскую. Оли нет. «Астярожна, дзверы зачыняются. Наступная станцыя – Площа Незалежнасти».

Подхожу к краю платформы, смотрю на цифры табло. 18.58. 00.47.

Звоню в тридцать вторую. Никто не открывает. За дверью соседей приглушенно болбочет радио. Жму кнопку еще раз, долго не отпускаю. Звонок звучит противно и пронзительно.

Захожу в кафетерий гастронома. Спрашиваю продавщицу:

– Чай есть?

– Есть. Пятьдесят два рубля с сахаром, сорок шесть без сахара.

– Давайте с сахаром.

Она бросает в стакан одноразовый пакет, наливает кипяток. Я кладу деньги на прибитую к прилавку тарелку. За окном, на улице идет мокрый снег.

Я беру стакан, он горячий. Ставлю его на стойку, отдергиваю ладонь. Чай расплескивается. Тру ладони одна об одну, беру стакан, отпиваю, обжигаю язык. Толчок сзади в ребра – уборщица моет шваброй пол. Я кричу ей:

– Осторожней можно?

Она не реагирует, ведет тряпкой мокрую полосу по цементному полу. В ведре с грязной водой плавает мусор.

Звоню в дверь. Шаги. Щелкает замок, дверь открывается. Оля.

– Привет.

– Привет.

– А я тебя ждал на Октябрьской… В шесть часов…

– Да… Проходи.

Оля жмет на кнопку выключателя, загорается свет. Я переступаю порог, бросаю рюкзак на пол, снимаю ботинки. Оля стоит, прислонившись к стене, смотрит под ноги. Она в черных джинсах и свитере. Я вешаю куртку на черное пальто.

В комнате – «стенка», два кресла, диван. На тумбочке – телевизор «Горизонт-61ТЦ», видик «Funai», несколько подписанных от руки кассет. Оля садится на стул у письменного стола.

– Присаживайся.

Я сажусь на край дивана.

– Ты недавно пришла? Я звонил в дверь полчаса назад…

– Я была дома… Просто мне никого не хотелось видеть. Извини… У тебя разве не бывает так, что никого не хочется видеть?

– Не-а. Что-нибудь не в порядке?

– Нет, все нормально.

Я рассматриваю корешки книг. Серия «Классики и современники». Лев Толстой «Смерть Ивана Ильича». Джером К. Джером «Трое в лодке, не считая собаки». На нижней полке – два темно-красных тома с тиснением на переплете. Михаил Шолохов «Тихий Дон».

Оля встает, подходит к телевизору, включает. Сессия Верховного совета. У микрофона – Зянон Пазняк.

– Мы павинны зрабить усё магчымае, каб…

Оля жмет кнопку, переключает канал. Старый черно-белый фильм. Девушка в косынке строит кому-то глазки. Оля выключает звук, садится к столу.

– А почему ты не пришла на Октябрьскую?

– Я же сказала – настроение было не то. Ты не против, если я выключу свет?

– Нет, не против.

Оля встает, подходит к выключателю, щелкает. Светятся окна дома напротив и уличный фонарь.

Оля поворачивается к окну. Я подхожу и встаю рядом.

Идет снег. Между домами, на побелевшем газоне – черные мокрые следы. Я наклоняюсь к Оле, тянусь губами к Олиным губам. Она отстраняется.

– Не надо.

Я сажусь на диван. Оля поворачивается ко мне. Я говорю:

– Извини… Просто как-то все непонятно… Хочется знать, как оно будет – у нас…

– Видимо, никак. Но ты не обижайся, дело не в тебе, а во мне…

– Тогда я пошел?

– Посиди еще. Можем чаю попить…

– Нет, я пойду.

Сижу на полу в комнате. За стеной храпит тетя Нина. Я беру бутылку, отпиваю пива. На полу валяются четыре пустых. Поднимаю с пола погнутую железную крышку, царапаю запястье. Сочится кровь. Я швыряю пробку в угол, допиваю пиво одним глотком. Встаю, спотыкаюсь, хватаюсь за стену. Сажусь, прислоняюсь к стене. Она холодная.

* * *

Семнадцатое декабря, мой день рождения. Без пяти семь вечера.

Сижу в пустой аудитории на пятом этаже, смотрю в окно на светящийся город. После второй пары я сбегал в булочную, купил два торта. В группе не знали что у меня день рожденья, поэтому подарка не подарили. Подарят, наверно, позже.

Когда мне было одиннадцать, на день рожденья пришли тетя Лена с дядей Жорой и мамин брат дядя Ваня с Ниной и ее сыном. Он тогда только начал жить с Ниной, а через полгода от нее ушел.