Варшава

Сидим на корточках в коридоре, под дверью 10–01. Где-то играет Дюна – «Привет с большого бодуна». Стучат по полу ноги танцующих. Я говорю:

– Что, может пойдем назад, к этим?

– Не-а. Меня ломает.

– Так и будем здесь сидеть?

– Не хочешь – можешь уходить.

Ира достает из пачки сигарету.

– Дай и мне.

– Разве ты куришь?

– Бывает.

Ира подносит мне пачку, я беру сигарету. Она щелкает зажигалкой, подкуривает мне и себе. Я затягиваюсь, выпускаю дым. Ноги затекли, я встаю.

Захожу в свою комнату. Дэмпа и Дрона нет. В окне – серый утренний город. На горизонте дымят трубы. По рельсам катится трамвай, на боку – реклама фирмы «Дайнова».

* * *

На фонетике – два человека из двух групп: я и Элла из двести пятой. Она красивая, всегда дорого одевается.

Анна Борисовна закрывает общую тетрадь.

– Помню времена, когда первое января было рабочим днем – ну и учебным, соответственно. И то приходило больше студентов, чем сегодня, хоть уже и второе. – Она поднимает глаза, смотрит на нас, морщит лоб. – Ну, мне-то, по большому счету, все равно: последний год работаю. Давно могла бы на пенсию пойти, да все просят остаться.

Элла спрашивает:

– А вам не скучно будет на пенсии?

– Как это – скучно? У меня – ученики, репетиторство. Хорошие такие дети, знают, что им надо – поступить в институты. Никакой нервотрепки, ну и деньги тоже, соответственно… Надо же детям, внукам помочь. А с вами что будем делать – занятие проводить или по домам?

– По домам, – тихо говорит Элла.

– Ну, как знаете.

Выходим из аудитории.

Элла спрашивает:

– Как новый год встретил?

– Нормально, в общаге. А ты?

– Я в Москве была, у своего друга. Cool! Сначала выпили бутылку шампанского из горла, прямо на Красной площади, потом всю ночь катались по Москве на его машине… Заедем в супермаркет, купим поесть и выпить – и дальше. Я вообще люблю Москву, Москва – это cool. Лондон, конечно, еще лучше, но и Москва – классно.

– Ты была в Лондоне?

– Да.

– А в Москву часто ездишь?

– Раз в месяц – как минимум. Я ее уже, наверно, лучше знаю, чем Минск. Ну пока.

– Пока.

* * *

Пишу темы к экзамену по английскому. Дэмп ходит по комнате.

– Прикинь – Клинтону пожать руку! Нехило, да?

– Ага.

– Народу было – как людей. Не протолкнуться. Но я все равно пролез, плечами всех растусовал – к самой охране. И руку сунул. А он такой довольный, улыбается, типа, «I’m glad to be here», и все такое.

– А что он еще говорил?

– Типа, там можно было услышать. Толпа, все галдят, охрана орет – не напирайте. Но мужик он нормальный, я тебе скажу, правильный. Не то, что наш Шушкевич – лысый хер. Говорили, из Китая целый самолет мебели притарабанил для своей квартиры.

Заходит Дрон.

– Ну что, как Клинтон?

– Нормально, я уже Вовану рассказал. Пожал руку, все как надо – нормальный мужик.

– И что ты ему сказал?

– Ничего не сказал. Я ж говорю – пожал руку, и все.

– Ну ты дурак. Надо было убежище политическое просить, или еще что-нибудь. Такой шанс был, а ты его просрал.

– Ладно, не базарь. Чего ты сам тогда не пошел?

– Как я мог пойти? У меня еще по немецкому допуска нет.

– Что сегодня будем делать?

– Как что? Учиться.

– Иди ты со своей учебой…

– А ты что предлагаешь? У тебя что, бабки на бухло есть?

– Не-а.

– А у тебя, Вован?

– Нету.

* * *

Антон зажигает газ, ставит чайник.

– Значит, ты только на выходные приехал, не на все каникулы?

– Ну да. Работа…

– Сколько тебе платят?

– Тридцать баксов за полставки.

– Ну, это еще нормально. Можешь мне одолжить?

– Сколько?

– Баксов сто пятьдесят – двести.

– Ты что, откуда у меня столько? И зачем тебе?

– Светка – моя подруга, ты ее видел летом – едет работать. В Чехию, на полгода. Ей на дорогу, туда-сюда…

– А кем она там будет?

– Толком не знаю. Она сама еще не знает. Может, официанткой. Или сельхозработы…

– А-а-а… А сам ты работаешь где-нибудь?

– Не-а. – Антон махает рукой. – В пизду. Хотел в одну контору устроиться – работы много, зарплата малая…

– А учеба?

– Две двойки, пересдавать надо… Я на вечер встречи ходил в школу, прикинь?

– Наших много было?

– Не-а. Маркевич, Журавенко, несколько баб и я. Все набухались в жопу. Я с пацанами, которые на год позже нас учились. Стою, тошню в туалете на втором – заходит какой-то хер. Типа, что за безобразие, хуе-мое. Я ему по ебалу, потом еще, еще… Смотрю – это Болотников, директор школы…

– И что, узнал тебя?

– Хуй его знает. Думаешь, он трезвый был? Они сами бухают – не надо баловаться…

Антон встает, выключает газ, льет кипяток в заварник.

– Маркевич знаешь, что говорил? Вэка посадили. Помнишь Вэка? Такая рожа похабная, всегда на всех залупался…

– За что его?

– Вроде, челюсть кому-то сломал. Еще говорил – Михевич поднялся здорово: киоск свой в центре, около Минского базара. Машину взял – «бээмвуху» восемьдесят второго года. А Гура погиб. Нашли в машине, в гараже, с какой то бабой. Оба задохнулись, выхлопным газом. Он в Польше рэкетом занимался… Даже, вроде, отсидел там полгода или около того. Такие вот дела.

* * *

Первый день после каникул. Пара в четыреста восьмой. Голубовича нет. Я – один на последней парте.

Дверь открывается, заглядывает чувак в трехцветном, желто-зелено-красном берете.