Варшавская Сирена

Работа. Работа среди пыльных книг, беготня от стеллажа к стеллажу, иногда — беседы с читателями, которые чего-то не понимали или недостаточно бегло знали французский язык. Rond! Она кружила по залу! Дамы подают кавалерам большие и маленькие книги, кавалеры белыми картонками закладывают интересующие их страницы. И снова работа, работа, и не только в отделе иностранных книг. Она заменяла больных сотрудниц и, пользуясь случаем, зачитывалась польскими романами, от чего у нее снова начались приступы невралгии, которой ее одарили атлантические ветры. Однажды, когда Анна возвращалась домой совсем больной — веки упорно не хотели подниматься и закрывали глаза, — неожиданно кто-то нежно взял ее под руку и оттащил от стены, к которой она прислонилась.

— Что с тобой? Ты плохо видишь? — спрашивал удивленный Зигмунт.

Она рассказала ему историю завоевания морского дна и обещала как-нибудь показать памятную губку. А пока они зашли в аптеку, купили порошки от головной боли, а потом в кондитерскую на Кручей улице, чтобы запить лекарство. И хотя они сидели там недолго, Зигмунт успел ей пересказать последние новости. Говорят, будто бы Риббентроп предложил польскому послу Липскому, чтобы Польша вступила в антикоминтерновский пакт, тогда будут передвинуты ее границы на востоке в качестве компенсации за Гданьск. Естественно, если она будет участвовать в молниеносной войне, которая раз и навсегда покончит с коммунизмом в Европе.

— В газетах почему-то об этом не пишут, — пробормотала Анна. — Странный город, где всегда все знают и где ничего нельзя скрыть. Ну что ж, дед Ианн сказал бы, что ваше положение, то есть «красных», сейчас особенно трудное. Но дед посоветовал бы сделать то, что сделали они, как только началась мировая война. Единодушно «белые» и «красные» кричали: «Долой Германию! Да здравствует Франция!» Ты можешь скандировать: «Польша!»

— Спасибо за разрешение, — сказал он жестко.

Анна потерла ладонью больной лоб.

— Пойдем отсюда. Я уже ничего не вижу. Не могу поднять век.

Тут она услышала его испуганный голос:

— Я тебя провожу до дома. С ума можно сойти! Ты не видишь, они не видят… Везде темнота.

— Не можешь ли ты… Прости, не можешь ли ты перестать говорить об этом?

— Конечно. Правда, ты не исключение и так же, как они, закрываешь глаза, чтобы не видеть неприятную действительность, но на сей раз ты и в самом деле слепа.

— В самом деле, — призналась она, не пытаясь даже поднять веки.

Они шли довольно долго молча, пока наконец Зигмунт не спросил:

— А что об этом думают в Геранде? Что пишет отец?

Анна вздохнула.

— Он не понимает, почему мы заставляем всю Европу воевать из-за одного мало кому известного порта, в котором никогда не был ни он, ни кто-либо из его товарищей, бывших моряков? И уж совершенно ему непонятно, на чем основана независимая политика польского правительства. Если мы не хотим опереться ни на одного из соседей, то откуда мы получим помощь? И чью? Геранд стоит на берегу Атлантического океана с XIV века и хочет там остаться. И не будет вмешиваться в дела, которые его не касаются и в которых чувствуется излишняя горячность всех этих славян. Ces Slaves.

Маршальша, обеспокоенная приближением войны, купила не только бричку и лошадь, но и использовала все свое влияние, чтобы ей немедленно установили телефон в «Мальве». Как-то вечером она позвонила на Хожую и пригласила Адама с женой в субботу на ужин. Оказалось, что накануне из Праги вернулись отозванные из чешского посольства родственники, которых Анна еще не знала и которых на несколько недель приютила в Константине прабабка. Это был Павел Толимир, брат Хуберта, женатый на худой и похожей на него угловатой Пауле, дочери одного из самых крупных — после Фукера — поставщиков вин в Варшаву.

Адам спросил Павла, как он оценивает обстановку, и тот, прищурив живые глаза и чокаясь с ним, объяснил:

— Моя жена не хотела оттуда уезжать и не верила в конец чехов. Видно, она об этом деле знала не больше самого Гахи[19]. А я каждый день ждал звонка из Варшавы о нашем отзыве. То, что случилось, опаснее, чем вы все думаете. Чехословакия после фактического присоединения к рейху потеряет все свои фортификации. Для того я и сидел там несколько лет, чтобы убедиться, что заводы Шкоды мало в чем уступают Круппу и что по меньшей мере тысяча пятьсот самолетов, а также несколько сот современных танков — не считая зенитных орудий и многих миллионов артиллерийских снарядов — попадут немцам в руки. А кроме того, новое чешское правительство сделает все, что захочет Гитлер, оно даже готово расторгнуть договор с Советским Союзом. Паула, прошу тебя…

Паула, которая в этот момент подносила рюмку к губам, поколебавшись, отставила ее.

— Но ведь это только настойка из черной смородины! — пыталась оправдаться она, капризно надув губы.

— Знаю, но у тебя слабая голова. Кроме того, я должен быть абсолютно трезв с самого утра. А когда ты пьешь… Я завтра должен докладывать о том, что слышал в Праге.