Варшавская Сирена

Анна стояла у окна на пятом этаже здания «Адриатики», когда дом вдруг содрогнулся, а в комнате и в тесном дворе стало бело от осыпающейся штукатурки. В ту же минуту во флигель напротив угодил огромный снаряд и пробил его насквозь; в воздух взвились ребра вырванного из стены калорифера, обломки железа. Снаряд летел прямо на Анну: не было времени ни бежать, ни испугаться. Глядя на мчавшуюся к ней смерть, Анна успела лишь подумать: «Вот так я погибну». Но в эту секунду произошло неожиданное: в нескольких метрах от нее снаряд вдруг изменил направление и рухнул вниз, пробив плиты двора в том месте, где в подземелье разместилась повстанческая столовая. С ног до головы покрытая белой известковой пылью, не помня себя от ужаса, Анна хотела сбежать вниз, но за дверью зияла гигантская дыра, в которую с верхнего этажа летели стулья, лампы, бумаги. Когда воздушная волна унесла все это, Анна спрыгнула вниз, как прыгала когда-то с песчаного откоса в океан. На лестнице ей встретились «Седлецкий» и Новицкая, седые от пыли. Послышался чей-то крик: «Выходите! Выходите! Немедленно! Снаряд может взорваться!» Из соседних домов все были эвакуированы, только люди в подвалах отказывались уходить, они предпочитали погибнуть, чем очутиться в аду, в который превратилась земля над их головами. Часть женщин и детей спасатели вытащили почти силой, но многие скрылись в подземных лабиринтах под уцелевшими домами на Ясной. Это перемещение человеческих масс, истерзанных страхом, напоминало океанские приливы и отливы. Волны откатываются от берега, торопливо отступают, чтобы снова вернуться, разбиваясь о камни. На всех скверах, во дворах, на тротуарах под деревьями и среди развалин могилы, могилы, могилы, часто — безымянные. И все же ребята продолжают охотиться за немецкими снайперами, защищают баррикады, поджигают танки, если те подходят слишком близко. Баррикады, особенно в Старом Городе, находятся под непрерывным обстрелом танков, пулеметов и налетающих волнами бомбардировщиков. Хотя вечерами Замковая площадь освещена немецкими прожекторами и ракетами, повстанцы подползают к поврежденным баррикадам, укрепляют их, устраивают новые стрелковые гнезда и сражаются за последние уцелевшие дома Старого Города, за каждый обломок стены. Сражаются как смертники. А ночью, когда сбрасываемые с самолетов контейнеры попадают не только в расположение немцев, но и к ним, прячут, что могут, от командиров и яростно спорят друг с другом из-за каждой винтовки, из-за каждого ящика патронов.

Анна лежала, плотно прижавшись к земле, сжимая в руке электрический фонарик. Рядом с ней, совершенно случайно, оказалась Ванда, с которой они недавно встретились на Злотой. У Ванды не было никаких вестей ни о родных, отрезанных на Саской Кемпе, ни о Зигмунте, которого начало восстания застигло на фабрике «Пионер». На этот раз Ванда не произнесла обычного «Залезай», а буркнула:

— Ложись сюда! Сама понимаешь, что для нас значат эти контейнеры. Огоньки фонариков должны образовать «звезду». В эту «корзину» и полетят контейнеры.

Прошло немало времени, и ночной холод начал пробирать до костей. Кругом горели дома, и полыхало зарево над Старым Городом, но площадь, где они лежали, была сейчас темной, пустой, словно вымершей. Огоньки фонариков вспыхнут при приближении самолетов, если они вообще появятся в эту ночь.

Они лежали близко друг к другу, образуя правильный круг, — повстанческие светлячки, крошечные звездочки на поверхности земли. Это их будут искать глаза летчиков, прибывающих из далеких далей, это по мановению их рук на землю посыплются контейнеры с оружием и продовольствием. Они терпеливо ждут, всматриваясь в небо, розовое от зарева пожаров, но все же полное звезд. У Анны все плывет перед глазами от усталости, от страха, что сейчас она сама оторвется от земли и полетит в пустоту. Прямо перед ней — Большая Медведица, и порыв ветра может занести ее туда, где она рассыплется звездной пылью. Ничто не задержит ее в этом головокружительном полете. Нет больше домов, пылающего города, есть только она, одна она на пустой площади, она и зовущее ее небо — бездонное, огромное, утыканное гвоздиками звезд. Небо, которое открывается только для нее, только перед ней. Оно то опускается, то вздымается очень высоко, выгибается, застывает, словно церковный свод, и вот уже снова волнуется, как океан.

— Летят! — слышит она шепот Ванды.

Сердце начинает биться как бешеное, рука с фонариком становится сияющим путеводным знаком. На маленьком пустом пространстве, отгороженном дымами, светлячки образуют отчетливый круг, кольцо, заметное с высоты. В эту ночь парашюты опустятся на площади Наполеона. Груз будет принят.