Варшавская Сирена

— Он никогда не был аптекарем. К тому же все аптеки давно национализированы.

— И магазины тоже? Даже такие, как у Софи?

— У Софи не такой уж маленький магазин.

Паскаль искоса взглянул на Анну, словно ожидая увидеть на ее лице одобрение того, что происходило далеко отсюда.

— Кажется, — начал он снова, — вместо того, чтобы построить современную столицу, вы в точности воссоздали то, что было сровнено с землей. Я слышал об этом, но, признаться, не очень-то поверил. Строить заново старую рыночную площадь и потом жить в этих поддельных псевдостаринных домах о двух-трех окошках? Глупая сентиментальность, совершенно нелепый замысел…

— Ну нет.

— И дорогостоящий, страшно дорогой. Узкие улочки и оборонные стены в эпоху моторизации? На этой гигантской строительной площадке следовало возвести совершенно другой, современный город, с широкими улицами и бульварами…

В Анне начал закипать гнев.

— Ты этого не поймешь, Паскаль! Вы не пережили, как мы, пяти лет оккупации.

— И все же я уверен, что на вашем месте мы поступили бы иначе. А автомобили! Интересно, во сколько рядов могут ехать машины, например, по тому бульвару, который соединяет рыночную площадь с твоим любимым парком?

Анна перенеслась мыслями на красивую дугу Нового Свята, по развалинам которого она бродила после возвращения в Варшаву, со стесненным дыханием следя за восстановлением каждого дома.

— Во сколько рядов? Не знаю, никогда не считала.

— И почему в этом городе погибло столько детей, ты, наверно, тоже не знаешь? Вы не должны были вовлекать их в вашу борьбу.

— Но они… Неужели ты не слыхал? Немцы гнали детей перед танками вместе со взрослыми, расстреливали в захваченных домах, сжигали живыми…

Но Паскаль не верил, не понимал, настаивал на своем:

— А почему англичане вывезли детей из Лондона, когда немцы начали их обстреливать ракетами «Фау-1» и «Фау-2»?

Анна начинала терять терпение.

— Англичане! Они были у себя, а мы… Вся страна оккупирована, никаких тылов…

Он прервал ее на полуслове:

— Ну и что? Парижское метро всю войну функционировало бесперебойно. Вы могли вывезти детей и женщин по вашей подземной дороге за пределы города. По крайней мере на время восстания.

Эта мысль показалась Анне такой дикой, что она сказала не то, что намеревалась сказать:

— В Варшаве не было метро. И до сих пор еще нет.

Паскаль удивленно пожал плечами.

— Нет? Почему же тебе все там нравится? Бессмысленная затея восстановить старый город, теснота древних улочек, скверное сообщение?

— Но за пределами Центра построены современные жилые кварталы, высотные дома, сквозные магистрали…

Он посмотрел на нее внимательно и наконец сказал:

— Любопытно… Прожив там столько лет, ты, видимо… видимо, сама изменилась.

— Паскаль!

— Да, да. Ты уподобилась рыбакам Пулигана и Сен-Назера. Хвалишь все, что… тамошнее.

— Я только отвергаю несправедливые обвинения.

— Разве это не одно и то же? Ты уже считаешь естественным то, что нас удивляет и шокирует. Национализировать даже хлебопекарни, аптеки, лишить людей права работать на самих себя! Боже мой! А что бы я делал, отними у меня возможность заниматься частной практикой, как это столько лет делал мой отец, известный не только в Геранде, но и на окрестных фермах?

— Где теперь страдают от постоянной нехватки рабочих рук? — парировала Анна. — Катрин мне говорила, что за ее сына не пошла замуж ни одна из городских девушек, а деревенских теперь не найдешь. Все удрали.

— Но Катрин и Софи, если захотят, могут продать свои дома, а ты…

— Оставим это, Паскаль.

— Еще одно слово. Эта ваша послевоенная революция не была такой кровавой, как когда-то наша. Но во Франции после тех бурных лет все пошло по-старому, вернулось в норму. А у вас? Что стало с землевладельцами, с бывшими фабрикантами? Я не слышал, чтобы они эмигрировали, как когда-то наши дворяне. Да и куда? Молчишь? Ну, тогда конкретнее: чем занимаются родственники твоего мужа, на какие средства живут?

Анна долго молчала, устремив взгляд на пенные волны прибоя, штурмующие гранит скал.

— Что ж… — начала она неуверенно. — Часть таких людей, страстно привязанных к земле, не оглядываясь на прошлое, занялись возвращением к жизни заминированных земель на берегу Одера, на юге страны. Другие стали служащими, пошли работать на фабрики. Попытались начать жизнь сначала.

— И всем это удалось?

— Нет, конечно, не всем. Многие сникли, примолкли. Только…

Паскаль с любопытством взглянул на нее и повторил:

— Что «только»?

— Я не слыхала, чтобы кто-нибудь специально изучал эту проблему. Должно быть, такого рода переменами в людях никто не интересовался. Может, это когда-нибудь сделают социологи. Или дети тех людей.