Варшавские тайны

В дилижансе поговорить не удалось. Лыков выкупил четыре места, чтобы раненый мог лежать. Но соседи тем не менее сидели поблизости, и он не решился рассказывать о своих делах. Вдруг кто-то знает русский? Когда же в четыре часа утра они сели в поезд, сил на разговоры у Благово уже не было. Лишь днем, на берлинском вокзале, Алексей изложил Павлу Афанасьевичу ход розыска. Тот слушал, задавал уточняющие вопросы и все больше мрачнел. Коллежский асессор завершил свой рассказ и спросил требовательно:

— Ну?

— Не запряг, — вяло отмахнулся Благово.

— Так кто убийца-то?

— Перестань паясничать. Я не Господь Бог и даже не Путилин. В этой истории тебе придется разбираться самому.

— Это отчего же?

— Привыкай. Меня скоро не будет. Ты должен теперь полагаться только на себя.

Алексей молча смотрел на учителя, не решаясь спросить. Тот заговорил сам:

— Я скажу один раз, и больше к этому возвращаться не будем. Но скажу честно.

— Хорошо, — ответил Лыков, и у него заломило в затылке.

— Мой век, Алексей, кончается. Сил мало. Почти уже не осталось… Я ухожу. Вы с Варенькой — мои дети и, как дети, меня радуете. Держитесь друг за дружку, и все у вас будет в семье хорошо. А вот служба… Служба — другое дело, тут все может случиться. Ты закончил экстернат и не имеешь теперь препятствий в чинопроизводстве. Препятствия есть в твоем характере. Ты независимый человек, на Руси таких не любят. Тут уже ничего не поделаешь, себя не изменишь, да и не дай бог тебе себя менять. Цельный, честный, решительный человек. Таким и оставайся.

Пока что в Департаменте у тебя положение крепкое. Цур-Гозен — славный немец, не двуличный. Дурново — умница, ты ему нужен. Плеве тоже тебя помнит. С нашего ведомства больше спрашивают политику, уголовный сыск всегда будет на задах. Вот и хорошо. Тут тебе замены нет. Со временем ты должен занять мое место — стать вице-директором по криминальным делам. В политику не суйся!

Алексей слушал, а голова болела все сильнее.

— Еще запомни такую вещь. В Департаменте надо создать новое делопроизводство, ответственное за уголовный сыск во всей России. С подчинением ему отделений на местах.

— Их же раз-два и обчелся!

— Это сейчас. Наша власть близорука, увы. Деревня трещит по швам. Худшие элементы из крестьянства хлынули в город. Последствия ты знаешь: за двадцать лет количество умышленных убийств удвоилось. А скоро удесятерится! Вот тогда мои предложения окажутся к месту. Поручаю их тебе. Сам не успею. В домашнем кабинете, в левой тумбе стола лежит папка из синего сафьяна. Там все: записка, обоснование, денежные расчеты, примерные штаты по разрядам городов, проект инструкции… Читай, думай, правь, если я где ошибся. Ты уже опытный человек, сыскную службу изучил. Лет через десять начинай двигать мой проект. Наш проект. Лыков только вздохнул.

— Заканчивай скорее свои варшавские дела и возвращайся в Петербург. Я проведу тебя, пока ноги ходят, по некоторым своим знакомым. Черевин, Победоносцев, Ламздорф, Абаза, еще кое-кто. Надо, чтобы они тебя запомнили. Отдельный разговор — Плеве. Вячеслав Константинович — будущий министр внутренних дел. Сильный будет министр! Не теряйся с его горизонта.

Теперь о Римере. Теоретически его зарубежные друзья могут быть опасны. Пока тебя выручает маленький чин. Ты не сановник, не вхож к государю — и хорошо. К тому времени, когда выслужишь белые штаны, они о тебе забудут. И вообще, не рвись на высокие должности. Там одни интриги, а ты к ним не приучен.

— А для вас есть опасность?

— Добить меня? Зачем? Покушение было личной местью Римера. Маленький человек с большим самолюбием. Сейчас он дает показания чертям… Никто от кукольников ко мне не явится. Подумаешь — вице-директор департамента, который шесть месяцев в году в отпуску по болезни.

— Я у этого чувырла выгреб из секретной шкатулки все, что там лежало, — сознался Лыков. — Зря?

В глазах Благово впервые за всю беседу вспыхнул интерес.

— А вот это любопытно! Что в бумагах?

— Я посмотрел, но мало что понял. Большая часть на немецком языке, остальные на английском и французском. Последние я чуток разобрал. В них о Танжере и Абиссинии.

— Какое дело было Римеру до Абиссинии? — усмехнулся Павел Афанасьевич. — Но это хорошо, что ты стащил бумаги. Займусь ими на досуге. Вдруг отыщу парочку секретов? Будет чем обороняться. Где ты их спрятал?

— В папке синего сафьяна, в левой тумбе стола.

И Лыков захихикал.

— Вот стервец! Ты и в Нижнем Новгороде в мой стол лазил. Помнишь? Когда разыскивал убийц провизора Бомбеля.[44]

Сыщики довольно рассмеялись — вспомнили старые добрые времена. Потом Благово вперил в Лыкова строгий взгляд.

— Значит, ты прочел мою записку о преобразовании сыскной полиции в империи?

— Да.

— И… что скажешь?