Варшавского гетто больше не существует

Начало боев в гетто совпало с празднованием пасхи. Гитлеровцы, планируя «большую акцию», между прочим рассчитывали и на то, что известная часть верующих католиков, занятая праздником, не станет принимать близко к сердцу события в гетто. Действительно, события эти кое-кому не омрачили праздника. Толпы ротозеев собирались неподалеку от стен гетто посмотреть на диковинное зрелище: на горящие улицы, обуглившиеся тела, свисавшие с балконов, на живые факелы, мечущиеся по крышам. Немцы не отгоняли зевак, и те иной раз указывали артиллеристам и пулеметчикам на появившихся в том или ином месте за стенами гетто повстанцев. Другие, не обращая внимания на то, что происходит в гетто, развлекались неподалеку на площади Красиньских — на праздничных каруселях вместе с немецкими солдатами. Площадь весело гудела: кричали торговцы водой, конфетами и папиросами, гремела музыка, люди громко разговаривали, шутили и смеялись.

И если курьер Бунда Якуб Целеменьский слышал во время восстания в Варшавском гетто, как поляки, собравшиеся неподалеку от места боев, говорили: «Стыдно нам должно быть перед евреями. Швабы ежедневно убивают наших братьев, а мы — ничего. Надо бы нам сейчас атаковать немцев с этой стороны», то Рингельблюм записал в то же время такие разговоры на улицах Варшавы: «В пасху евреи замучили Христа, в пасху немцы замучили евреев», — промолвила со вздохом благочестивая старушка; семидесятилетний ксендз ответил ей строго: «Очень хорошо получилось. У евреев в гетто были большие военные силы. Если бы не немцы, эти силы были бы использованы против нас»; в трамвае пассажир заметил: «Мелких жидов жгут, а крупные управляют Америкой и после войны будут править нами»; «Страшно смотреть на то, что делается в гетто, — говорит домохозяйка, — это ужасно. Но, может быть, хорошо, что так получилось. Евреи сосут нашу кровь»; два торговца разговорились на Гжибовской площади, один посетовал на то, что Польша понесла в связи с пожарами в гетто большие убытки, собеседник ответил ему: «Не жалейте, гетто было смердящей частью города, хорошо, что его нет. Мы восстановим эти места после войны и сделаем еще более красивыми, но без евреев»; старая учительница сказала сокрушенно: «Даже кота жаль, а еврей все-таки человек, хотя и еврей»; раздавались и такие замечания: «Мало им, жидам!», «Это клопов выжигают». Когда группе еврейских рабочих удалось, подкупив немецкую охрану, перебраться на улице Лешно на «арийскую сторону», хулиганы и шмальцовники загнали их обратно в горящее гетто.

Отражая и разжигая такие настроения, крайне правая часть подпольной прессы призывала население не поддаваться «ложному гуманизму» и не помогать евреям, которые стократно заслужили свою судьбу. «Евреи — извечные враги Польши, — писали газеты националистов, — и их восстание против немцев не имеет никакого отношения к польским проблемам». «Еврейский вопрос не исчез», — беспокоились они по поводу попыток немногих уцелевших в бойне евреев укрыться на «арийской стороне». «После войны из-под каждого кусточка вылезет еврей, чтобы вернуться к жизни, к своему имуществу», — стращала польских буржуа, нажившихся на ограблении евреев, газета «Плацувка». Гестапо и полиция с успехом использовали антисемитизм против польских патриотов. Достаточно было при преследовании подпольщика на улице закричать: «Держи жида!», как сейчас же находились услужливые прохожие, которые торопились преградить беглецу дорогу. Некоторая часть населения, сочувствуя беде евреев, в то же время и не думала помочь им. «Многолетние усилия отечественной реакции, несомненно, сделали польскую общественность нечувствительной ко многим гитлеровским преступлениям» — писала газета ППР «Пшелом» еще осенью 1942 г., после первой массовой бойни варшавских евреев. И если многие поляки говорили, что беда коснулась соседа, то были и те, кто понимал: несчастье случилось с самим польским народом, частью которого являются евреи. «Истребляя еврейское население, истребляли часть польского общества, ослабляли нас, и не только численно. Каждый не отравленный ядом гитлеризма поляк без труда поймет, что истреблены не только тысячи фабрикантов, домовладельцев, банкиров и других общественных паразитов, но в первую очередь уничтожены сотни тысяч рабочих рук, квалифицированных ремесленников разных отраслей, вырезаны десятки тысяч польских (хотя и еврейского происхождения) интеллигентов, тысячи выдающихся представителей польской науки и искусства. Только преступная реакционная озоновская (ОЗН — довоенная группировка польских фашистов. — В.А.) пропаганда могла говорить нам, что у нас было слишком много интеллигенции, слишком много квалифицированных ремесленников». Здравомыслящие предупреждали, что массовое уничтожение польских евреев — деятелей культуры, квалифицированных рабочих — намного затруднит послевоенное восстановление страны.