Варвара Асенкова

Но сегодня она только вступает в прекрасный и страшный мир театрального Петербурга, где правят свои законы и царят свои кумиры, где ветряные мельницы сценических судеб то вскидывают за облака, то швыряют в грязь, забвение и нищету. Театральный Петербург! Сколько чистых и нежных дарований пыталось завоевать тебя, снискать аплодисменты и услышать крики «фора»! И скольких из них ты даже не заметил в своей холодной жестокости и расчетливости, равнодушно скинув в небытие! Сколько капканов и рогаток ставил ты другим, будто испытывая их выдержку и твердость! Сколько оскорблений нанес третьим, вовсе и не замечая губительного действия своих язвительных уколов?!

В год поступления Вареньки на сцену А. П. Башуцкий, издатель, журналист и художник, писал свою «Панораму Санкт-Петербурга»:

«Скоро ударит семь.

В театрах зажигают лампы, заклеивают изорванные облака, приделывают икры и другие атрибуты красоты, замазывают дырья на декорациях и рябины на лицах.

С семи часов стук, крик кучеров и форейторов послышались снова на улицах. Жандармы расставляют у театров кареты. Заметно темнеет; грязные фонарщики кучами сидят на перекрестках некоторых улиц, пристально глядя в одну сторону; когда появится там, над домами Большой Морской, как метеор, красный шар, они, взвалив на плечи свои лесенки, отправятся зажигать фонари. Вы каждого из этих людей примете в темноте за какое-то странное привидение, когда, приставив лестницу к столбу, он закроет от ветра себя и фонарь длинною полупрозрачною рогожей…»

Перед Александринским театром зажигают две «грелки» — открытые круглые беседки, в которых для прислуги и извозчиков разводят костры.

Гардеробмейстер Закаспийский выдает костюмерам для предстоящего спектакля одежду султанов и одалисок, гусаров и светских дам. Башмачный мастер Дмитрий Фролов распоряжается в царстве сапог, смазных форменных ботфортов, мундирных гусарских, гишпанских, охотничьих с раструбами, савоярских, с деревянными подошвами, бархатных, фингальских с флорентом и атласных с переплетами из лент башмаков; туфель из сафьяна и белой лайки, из белого опойка и цветной кожи; шпор и пряжек.

Служащий конторы санкт-петербурских императорских театров раздает сальные свечи для кассы, для дежурного пожарной команды, истопника, столяра, смотрителя театра, машиниста на сцене, для уборных, для обхода унтер-офицеру.

Готовят лампы, заливают их маслом. Лампы установлены вдоль рампы и в ложах. На утренних репетициях полагается зажигать 40 ламп, на генеральных-400, на спектаклях — до 800. По вечерам, на представлениях, в лампы заливается около 15 пудов масла.

Сегодня — бенефис Ивана Ивановича Сосницкого.

И выступит дебютантка — дочь известной актрисы Александры Егоровны Асенковой. Что это, новое дарование? Или очередная протеже? Может, девица Асенкова — не только одалиска султана Солимана, но и кого-то из театральных чиновников?

Звонки. Дамы рассаживаются в ложах, мужчины — в креслах партера.

Александра Егоровна, Варенька и Оля — за кулисами.

«Дебютантку нарядили в роскошный турецкий костюм, надев на голову пунцовую чалму, — вспоминает Ольга Николаевна Асенкова. — Сосницкого жена (актриса Александрийского театра Елена Яковлевна Сосницкая. - Ю. А.) натерла ей губы лимоном и буквально вытолкнула ее на сцену Первый акт прошел хорошо, во втором она играла на арфе и пела, обладая хорошеньким голосом; она провела сцену прекрасно. По окончании пьесы Варвару Николаевну вызывали без конца. В водевиле «Лорнет» она тоже имела громадный успех».

Д. Сушков писал о неимоверной робости, с которой молодая девушка, дрожа от страха, вступала на сцену Александринского театра. Публика, очарованная красотой девушки, ее обаянием, юношеской, почти детской непосредственностью, сразу же наградила ее аплодисментами. «И едва она заговорила, едва решилась поднять свои потупленные прекрасные глаза, в которых было столько блеска и огня, партер еще громче, еще единодушнее изъявил свое удивление шумными, восторженными криками „браво!”».

В это свидетельство веришь. Потому что, несмотря на крайнюю робость, заговорила она смело и даже дерзко — того требовала роль своенравной одалиски.

Вот ее первая в этом спектакле и вообще в сценической жизни реплика.