Они с мамой и сестрой ходили туда на прошлой неделе. Андрюше не понравилось, а маме с Наной – наоборот. Мама долго стояла, смотрела на изображение старика с черными глазами и что-то шептала. Просила, чтобы у папы все получилось, понял Андрюша, они ведь за этим сюда и пришли.
Нана тоже стояла и просила, а он выбежал наружу и сел на лавочку. Тетка в платке дала ему леденец на палочке, и Андрюша взял, хотя мама говорила, что у чужих ничего брать нельзя. Но тут церковь, все молятся, а не похищают маленьких мальчиков. А тетка – вон она, работает в церкви, никуда его тащить не собирается.
Потом мама с Наной вышли, и они вместе отправились домой.
– Какое место! Так необычно, красиво, правда? – с восторгом говорила мама, и Нана соглашалась.
А когда дети остались одни, и Андрюша сказал сестре, что черноглазый старик – противный, глаза у него злые, Нана рассердилась и ответила, что он маленький и глупый. Святой Панталион – он вроде волшебника, исполняет желания, если хорошенько попросить и загадать все правильно.
– И чего ты загадала? – спросил Андрюша, думая, что нипочем не стал бы просить о чем-либо этого типа.
– Не твое дело, – важно ответила сестра. – Потом увидишь.
«Потом» Андрюша увидел плохое и был уверен, что виноват во всем проклятущий старик. Никакой он не добрый волшебник, а самый настоящий колдун. И это к нему ходила Нана, он ее как-то заставил или позвал. Андрюша был уверен, хотя знать наверняка не мог.
Итак, в то первое утро, когда Нана превратилась в
– Нана! – позвал он, но сестра не отозвалась.
В комнате был какой-то запах: пахло сладко, но неприятно, как будто груша испортилась с одного боку, к аромату спелого фрукта примешивается запах гнили.
Андрюша забеспокоился, хотел позвать маму с папой, но тут Нана улеглась в кровать, закутавшись в одеяло, и отвернулась к стене. В такой позе Андрюша ее и застал, когда проснулся в свое обычное время, около восьми утра.
Мама была на кухне, готовила омлет и пекла блинчики, папин голос слышался со двора.
– Нана сидела в кровати и смотрела, – сказал мальчик, схватив горячий блинчик и поливая его вареньем. – А сейчас она спит, не хочет вставать.
– Пусть выспится, ничего страшного, – беззаботно произнесла мама, еще не зная, что это был последний раз, когда они говорили про Нану, как про обычного человека.
Сестра встала ближе к полудню, и это была уже не она. Ночью ее место заняло
Папа думал, что Нана заболела, и потащил молчаливую дочь, которая больше так и не произнесла ни слова, в поликлинику, к детскому врачу. Андрюша не знал, что сказал доктор, какой диагноз поставил, но папа сходил в аптеку, купил лекарства, которые прописал врач.
Мама с папой пытались пичкать Нану таблетками, но она не могла или не хотела пить и глотать: вода выливалась обратно, текла по подбородку, пилюли вываливались изо рта.
Тогда Нане стали делать уколы, но и это не помогало. Мама часами говорила с дочерью, сидела возле нее, гладила, обнимала, но та не реагировала. Время от времени Нана широко, как голодная акула, разевала рот и принималась хрипло кричать чужим голосом. Мама плакала, папа хватался за голову.
Иногда к ним приходили соседи. Стройка остановилась, отцу было не до этого, рабочие больше не являлись. Но люди, жившие рядом, навещали несчастную семью, спрашивали, как себя чувствует Нана. Наверное, видели ее с отцом в поликлинике, а слухи на острове разносятся моментально.
Андрюша слышал тихие взволнованные голоса – папин (чаще он говорил с людьми, мама почти не выходила из дому) и чей-то еще. Что они говорили, было не разобрать, и только один раз мальчик услыхал фразу:
– Что поделаешь, Лева. Тут у нас такое случается. Больше-то, наверное, нигде этого нет, но Варварин остров – особенное место.
– Что случается? – Это прозвучало, как вскрик. – Степан, что значит «особенное»?
– Пришло к вам. Сам же видишь.
Андрюше стало страшно от этого «пришло», ведь слова Степана подтверждали его собственные мысли о
– Кто уйдет? – спросил папа, думая о своем.
– То, что пришло, – пояснил мальчик, –
Отец приоткрыл рот, но так ничего и не ответил, поджал губы и ушел.
Больше Андрюша ни о чем не спрашивал.
Запах, который он ощутил ночью, становился все сильнее, и шел он, как теперь было ясно, от сестры. Мама пыталась мыть дочку, брызгала духами, но это было бесполезно. Кожа, волосы, дыхание – все источало эту вонь, запах сочился из нее, как вода подтекает из сломанного крана.