Варварские нашествия на Европу: германский натиск

Впрочем, данная тенденция была гораздо более общей, чем принято считать, опираясь на одни лишь лингвистические признаки. Стало привычным (несмотря на отсутствие точных исследований) сопоставлять искусство галло-римских провинций и самого Рима в том, что касается рельефных изображений. По-видимому, последовал значительный разрыв; но установлено, что в Испании надвратная арка (агсо de herradura) вестготских, а затем мосарабских[232] церквей и, наконец, мечетей восходит в конечном счете к иберо-римскому искусству (согласно Гомезу Морено). Некоторые детали декора на меровингской керамике продолжает галло-бельгийские традиции, унаследованные от эпохи Ла Тена. Повсеместный подъем провансальских населенных пунктов в жилых зонах, где находились доримские oppida (укрепленные поселения), относится к тому же контексту, так как Прованс был одним из тех регионов Запада, которые были наименее затронуты нашествиями. Повсеместная победа деревень над римскими виллами была в значительной мере связана с сохранением туземных поселков галльского типа за фасадом, возникшим в результате перераспределения земель после Цезаря, и вне его. Помимо всего этого, можно сказать, что погребальные одеяния меровингской Галлии, по-видимому, принадлежат местной традиции (стр. 166).

Таковы размеры этой проблемы, одной из наименее изученных, но и, безусловно, одной из самых важных для истории раннего средневековья. К ней приходится возвращаться на каждом шагу даже в политической истории: возможно, регионализм V в. в северо-западной Галлии в определенной мере явился итогом подобного «всплеска», как на то указывает возврат к кельтскому названию «Арморика» для обозначения данного региона. Обобщать все было бы неосторожно, однако опасность ошибки была бы даже большей, если бы в общем балансе завоеваний мы отнесли за счет преемственности только типично римские элементы в чистом виде и приписали одним пришлым германцам все то, что в новой цивилизации, очевидно, чуждо римской культуре.

В) Варварство до эпохи нашествий

Также не стоит относить на счет «Великих» нашествий — до 406 г. — всю совокупность германского культурного вклада. Постепенная «варваризация» Поздней Римской империи известна, но важно подчеркнуть ее глубину и повсеместное распространение.

Как на вершине, так и в основании общества самым действенным инструментом этого «предварительного» вторжения была армия. Наверху это были бесчисленные варвары-командиры высшего звена, которых со времен Феодосия Великого можно было встретить повсеместно[233]. Внизу бытовала практика вербовки пленных варваров с целью обеспечить под командованием военных заселение регионов, опустошенных другими варварами. Восходит она, самое позднее, к Марку Аврелию, который применил ее к маркоманам в долине По[234]. В Галлии эту политику начал Максимиан в 287 г.: заключенный им faedus с Геннобавдом предусматривал появление франкских поселенцев между Маасом и Мозелем. Константин позволил поселиться варварам-пахарям (из хамавов и фризов) по всей бельгийской Галлии. Таким образом, мы вновь встречаемся с проблемой «летов», упоминавшейся выше (стр. 147) в связи с Галлией. Как бы мы не относились к археологическим и юридическим аспектам, присутствие значительного числа германских очагов в сельской местности не вызывает сомнения.

Обнаружить это помогает топонимия: Sermaise обозначает сарматов, Marmaigne — маркоманов, Allemagne — аламаннов и т. д[235]. Однако поселения экзотических и нежданных гостей имели больше шансов привлечь внимание галлов, чем деревни такого знакомого народа, как франки. И эта проблема, возможно, менее ясна, чем кажется на первый взгляд[236]: прежде всего все ли эти названия относятся к коллективам? Не мог ли их породить какой-нибудь одинокий варвар?

Этот способ восстановления опустошенных территорий с помощью вынужденных переселенцев, столь странный для нас с тех пор, как появился национализм, на самом деле стар как мир. Он применялся еще в древних империях Востока, начиная с ассирийцев и персов. Мы знаем, что его возрождение в римскую эпоху создало традицию — Византия использовала его до своего последнего дня.

Эти вливания задолго до падения Империи породили моду, которую, таким образом, не стоит связывать лишь с престижем завоевателей. Три указа Гонория, между 397 и 416 гг., запрещали ношение варварского одеяния — мехового плаща, длинных волос — в городах (в сельской местности это, разумеется, был напрасный труд). И известно, например, что святая Женевьева Парижская, дитя галло-римских родителей, получила свое чисто германское имя (Genovefa) задолго до середины V в. Эта мода могла также затрагивать и менее ничтожные области, особенно погребальные обряды и юридические традиции. Однако возмущенное сопротивление официальных кругов римского общества, которые одни оставили письменные свидетельства, никогда не позволит нам узнать об этом что-то определенное[237].