Варварские нашествия на Западную Европу. Вторая волна

Западные колонии были очень пестрым миром, где всегда имелось место для меньшинств. В Йоркском королевстве и в герцогстве Руанском, где по преимуществу викинги были датчанами, имелся настолько заметный норвежский элемент, что он дал первому нескольких королей, а второму его правящую династию. Рунические надписи сообщают о присутствии в армии Свена Вилобородого и Кнута Великого многочисленных шведов и нескольких норвежцев. На Руси и в Византии преобладающее большинство было шведами, но имеется надпись, упоминающая о смерти «на Востоке» одного ютландца, а наиболее прославленный из вождей варяжской гвардии василевса был норвежцем, будущим королем Харальдом Суровым.

И наоборот, один и тот же человек, или одна и та же семья могла совершенно спокойно делать карьеру на всех театрах военных действий. Эгилъ Скаллагримсон, литературный образец викингов, ставший в ХШ в. источником вдохновения для прекраснейшей саги, родился около 901 г. в Исландии, а воевал в Курляндии, Дании и Англии. Согласно скальдам, будущий король Норвегии, Олаф Святой, в молодости принял участие в 15 походах: в Швецию, Озелъ, Финляндию, Ютландию, Фрисландию, Англию, Испанию и Пуату, чтобы в конце концов около 1015 года очутиться в Руане. Прочитаем надпись изХогби в Остерготланде, почти эпическую и к тому же частично сложенную в стихах: «Гулле, почтенный человек, имел пятерых сыновей. В Фюри (Упсале) погребен Асмунд, бесстрашный воин. Ассур умер на востоке в Греции. Халвдан был убит в Бронхолъме, Кари в Дунди (?), и Буи мертв».

Разложение правящего класса в Галлии

Следует подчеркнуть, что перед лицом скандинавской угрозы правящие слои каролингского общества в большей степени, чем королевская власть, которую часто в этом обвиняют, демонстрировали постыдное несоответствие своим обязанностям. Все более частыми становились случаи оставления должностных постов и неоправданной паники. Вместо организации местного сопротивления привычным стало зрелище целых регионов, покинутых своими графами и епископами, которые оставляли без всякой защиты толпы населения и монастырское хозяйство. В крайнем случае они довольствовались тем, что предоставляли беженцам убежище.

Несостоятельность светской аристократии была развенчана многими ее современниками. Так, в 845 г. автор повествования о перенесении мощей св. Германа Парижского пишет: «Все военные вожди, которые жили в этой области, пораженные крайним ужасом, больше готовились к бегству, чем к сопротивлению».

В 863 г. Лотаръ II осадил норманнов на рейнском острове: «Лотаръ, приготовив свои корабли, хотел напасть на них, но его люди не согласились». Наконец, процитируем Эрентария: «Все обратились в бегство; редки те, кто говорит: „Остановитесь, остановитесь, сопротивляйтесь, сражайтесь за свою землю, своих детей и ваш народ“. И подобно тупоумным и развращенным из их числа они за выкуп получают то, что должны были бы защищать с оружием в руках». Эти заявления, немного риторические, обильно подтверждаются фактами. Невозможным оказалось найти защитников для укрепленных мостов Карла Лысого. С первого же десятилетия имели место характерные измены — например, со стороны Пипина Аквитанского88. Угрозы переметнуться на сторону норманнов раздавались по всякому поводу. Героизм тех, кто, подобно Роберту Сильному, сражались до конца, лишь подчеркивал эту общую вялость. В гражданских войнах высокопоставленных мирян пало больше, чем в войнах с норманнами.

У епископата были свои мученики, которых, что любопытно, церковь никогда не признавала святыми: Балтфрид из Байе, Эрманфрид из Бове и Иммо из Нуайона, убитые в 858–859 гг., Листа из Кутансе в 890 г., Мадальберт из Буржа в 910 г., наконец, Адалельм из Се, три года пробывший рабом в чужих странах. Но можно в рядах духовенства насчитать столько же случаев дезертирства, некоторые из которых вызвали настоящий скандал: епископ Фротарий Бордосский, под тем предлогом, что его город стал непригодным для жилья, перебрался в Пуатье, а в 876 г., вопреки протестам церковного собора в Понтьоне, — в Бурж; Актард Нантский, который, правда, имел дело еще и с бретонцами, в 868 г. покинул свою кафедру, не позаботившись о преемнике, на короткое время добился для себя содержания на доходы от Теруанской епархии, а в 871 г., наконец, поселился в Туре.