Черные стволы были покрыты замерзшими каплями и походили на свечи с потеками воска. Тишина и серебристый полумрак успокоили Людо. До него доносились мягкие порывы атлантического ветра, под ногами хрустели сосновые иглы, покрытые инеем, словно безе. От вина его воображение разыгралось, и он спрашивал себя, не сгорели ли вместе с барашками и башмаки воспитанников, не приходится ли им сегодня, в праздник Рождества, ходить в одних носках и распаковывают ли они обугленные подарки или лепят снежки из золы?
Он не хотел ни причинить зла детям, ни даже просто поджечь ясли, спичка сама упала, как падает капля или крошка, и огонь разгорелся вопреки его желанию.
Да нет же!.. Он поджег нарочно. Теперь он хорошо это помнил. Спичка упала не случайно. Она свернулась и почти коснулась его руки, вся черная, с маленькой красной головкой; он даже раздвинул пальцы, чтобы не обжечься, но сделал это прямо над соломой, не загасив ее, а, напротив, аккуратно поместив среди барашков, надеясь все уничтожить.
Впрочем, нет, неправда, огонь разгорелся тогда, когда он не принял еще никакого решения.
Может, и весь замок тоже сгорел?.. Может, уже больше нет воспитанников в Центре Сен–Поль, нет и самого Центра, нет мадемуазель Ракофф, ничего нет?.. Может, и он вообще не рождался?..
Он достиг просеки, усеянной гнилой сосновой корой, и пошел по ней.
Уж кого бы он с радостью увидел в яслях обращенным в дым, так это Одилона с его барометром и красным пиджаком. Он искал его повсюду: в подвале, медпункте, в комнатах других детей, в глуши парка; искал без умысла или осознанной жажды мести, слепо повинуясь инстинкту, но найди он его, то наверняка бы убил.
Вначале о близости океана поведал лишь шум — мощный и низкий, от которого земля содрогалась, как при землетрясении. Затем в воздухе заиграли яркие косые лучи солнца и между соснами блеснуло светлое небо.
Людо вышел из леса и оказался посреди песков с редкими кустиками высокой бледно–розовой травы; прямо перед ним возвышался лишенный растительности пологий холм, о который мерно ударялись подернутые зыбью волны.
Он бросился вперед и, запыхавшись, взобрался на вершину холма, откуда ему открылось величественное зрелище океана. Воздух был наполнен голубизной, зеркальная водная гладь казалась такой же безмятежной, как и небосвод, мелкие пенистые волны разбивались о берег: далеко–далеко виднелся корабль. Людо положил свой узел, скинул ботинки и сел прямо на песок. От запаха смолы и йода кружилась голова. Он обернулся назад и посмотрел на такой же бескрайний сосновый лес — другой океан, волны которого никогда не бороздил ни один корабль. По обе стороны от Людо тянулся пляж, такой бесконечный и гладкий, что его очертания терялись в голубоватой дымке. Повсюду стояла тишина — могучая, сверхъестественная, дышавшая в унисон с приглушенным рокотом прибоя. По небу разметались длинные жемчужно–серебряные облака, которые солнце пронизывало своими огнями; в южной стороне шквальный ветер низко над морем гнал свинцовые тучи, а на западе, где бриз очистил воздушные просторы, волны катились свободно, во всей своей красе.
Потеплело. Людо впервые оказался здесь, но у него было такое чувство, будто он вернулся на родину: тот же океан, то же солнце и тот же бездонный простор, только пирса не было. Слева от него на холме стоял полуразрушенный форт, напоминавший сломанную игрушку великана. Людо поднялся, чтобы осмотреть его. Песок заполнил каземат, забил все амбразуры, пулеметное гнездо ощерилось редкими, изъеденными ржавчиной, стальными зубьями. Он взобрался на крышу, огляделся и вскрикнул от удивления. На пляже, прямо перед ним, находилось почерневшее грузовое судно, выброшенное на берег и теперь разрушаемое волнами; нос его был развернут к берегу; а корма стояла в воде.
Людо взял свои вещи и, спотыкаясь, спустился по песчаному склону к берегу. У него не было сил бежать, не хватало дыхания, а судно находилось намного дальше, чем ему показалось вначале. Носовую часть окружала огромная, но неглубокая лужа, в прозрачной воде которой умирало волнение кипящих волн. Людо промок почти до колен, пытаясь приблизиться к судну, но до кормы так и не добрался: лужа плавно переходила в море, где можно было запросто утонуть, к тому же корма, раскачиваемая пенистыми волнами, была все еще далеко, однако между двумя ватами было заметно, как обнажалась часть винта.
Людо вернулся на берег и сел на песок. Еще никогда он не видел такого большого судна. Длина его составляла не меньше пятидесяти метров.