Герулы впечатлились. Двое. Третий, тот, что особенно не понравился Коршунову, с ухмылочкой осведомился: а где нынче то вместилище железное, на котором «небесные герои» прилетели?
Получил ответ, что вместилище утонуло в болоте. Кивнул с таким видом, словно уличил присутствующих в мелком воровстве. Затем поинтересовался: видел ли вместилище сам Одохар или с чужих слов говорит?
Рикс врать не стал: признался, что лично вместилища не видел. Зато великий герой Аласейа подарил ему часть небесного паруса, который то вместилище по небу влек. Цвета снега и крови. И плащ свой продемонстрировал.
Плащ был осмотрен с должным уважением, и два герула опять одобрительно кивнули. А третий, усмехнувшись, заметил, что ткань эта подозрительно смахивает на ту, которую ромлянам с восхода привозят. И еще вопрос: что ж это за небесное вместилище такое, что в болоте топнет? Это же вроде как вода, что огнем горит. Небывальщина.
И на Коршунова уставился. С вызовом.
«Ах ты поганец! — подумал Коршунов. — Сейчас я тебе устрою небывальщину!»
Развязал мешочек с аптечкой, зажигалку достал (самый подходящий момент, чтобы маленькое чудо устроить), налил в колпачок спирта, щелкнул…
Публика ахнула. Кроме недоверчивого герула. Этот пренебрежительно заявил, что горит вовсе не вода. Масло вон тоже горит — никто ведь не удивляется.
И свел эффект к нулю.
А затем поинтересовался: так почему же все-таки вместилище утопло?
Все уставились на Коршунова. Надо было что-то придумывать…
— Не утопло оно, — неторопливо, со значением произнес Алексей. — А спрятано. От чужих. Чтоб беды не было.
Тут вмешался Одохар. Заявил, что и без вместилища им есть, где богатырей размещать. В каждом селе — изба богатырская. В такой вот избе герои и жили с почетом, пока по дальнейшей жизни не определились: Гееннах — квеманов гонять, Аласейа — в поход геройский. Под парусом цвета снега и крови, коий дивное вместилище по небу нес.
Въедливый герул на некоторое время примолк: переваривал сказанное, потом нашел к чему придраться: а что, спросил, те, кто в богатырской избе жил до Аласейи с Гееннахом, куда их переселили?
Вместо Одохара ответил Агилмунд. Мол, он сам родом из этого села, в курсе дела. Никаких проблем с поселением героев не возникло, так как со времен Иббы пустует у них в селе богатырская изба.
— Ага, — оживился хитрый герул. — Нету, значит, больше богатырей в селе. Перевелись, что ли?
Чем дальше, тем меньше этот парень нравился Коршунову. К тому же оказался, поганец, умом очень изворотлив. Просто не по-здешнему.
— Другие времена — другие богатыри! — осадил его Алексей. — Каждому овощу — свое время.
Черт, похоже, зря сказал. На надменной роже проявилось явное удовлетворение. Он наклонился к старшему, прошептал что-то.
Старший герул с важностью кивнул.
— Хотелось бы знать, — произнес он надменно. — Как зовут небесного героя?
— Аласейа. — Одохар был несколько удивлен.
Въедливый опять наклонился к уху старшего.
Тот выслушал и уточнил вопрос:
— Как звали героя там… откуда он пришел?
По интонации можно было без труда понять, что «небесное» происхождение Коршунова поставлено под сомнение.
— Отец назвал меня Алексей, — ответил Коршунов, поскольку не видел смысла скрывать.
Молодой герул ухмыльнулся и снова пошептал послу.
— А как зовут почтенного отца?
— Виктор.
— О-о! — изрек молодой герул. — А скажи мне, Алексий… — Тут он сделал многозначительную паузу. — Почему у твоего отца — ромлянское имя? Он — ромлянин?
Коршунов начал догадываться, к чему клонит герул.
«Нет, брат, так дешево ты меня не купишь», — подумал он.
— Нет, у моего отца не ромлянское имя, — он усмехнулся. — Это у твоих ромлян — имя,
— И каково же имя твоего рода? — осведомился герул.
— Коршун! — рявкнул Алексей по-русски, поскольку не знал местного слова. И пояснил, чтобы его поняли: — Большая птица. Хищная. Черная. С во-от таким (изобразил рукой) клювом.
Одохар одобрительно кивнул. Агилмунд задрал кверху подбородок: вона какой крутой тотем у нашего родича. Только нахальный герул не угомонился:
— А от кого сей славный род происходит? От зверя, от героя? Или от бога? А ежели от бога, то каково его имя?
— От бога! — отрезал Коршунов. — Но имя его назвать нельзя. Если имя его просто так назвать — беда будет!
Сказано же: не произноси имя Господа всуе!
— А имя первого предка можно произнести? — по-прежнему упорствовал герул.
— Можно. Кроманьонец его имя.
Герул наморщил лоб и наверняка подыскал бы еще какой-нибудь вопрос, но вмешался его старший сородич.
— Довольно, — сказал он. — Наш рикс Комозик спрашивает: сколько воинов придет с риксом Одохаром?
— Три или пять сотен, — твердо ответил Одохар. — Или больше.
— А сколько мешков зерна возьмет Одохар, чтобы кормить своих воинов, когда пойдут они по герульским землям и по землям боранов? — осведомился герул.
Одохар поглядел на Стайну. И герульский посол тоже поглядел на Стайну. Стайна же с ответом не торопился. Улыбался безмятежно, словно разговор его даже и не касался.
И в этот момент Коршунов понял сразу три важные вещи.