Васек Трубачев и его товарищи (илл. Г. Фитингофа)

Нюра бегло взглянула на часы и покорилась. Мать поставила перед ней чашку с кипятком, положила туда две ложки молочного порошка, размешала сахар и села напротив дочери, сложив под подбородком пухлые руки. Нюра не глядела на нее, но знала, что глаза матери неотступно следят за каждым ее движением. Часы медленно пробили три часа. В половине четвертого начинался прием у врача. Нюра мысленно представила себе, как в четвертой палате санитарки помогают Егору Ивановичу натянуть рукав на больную руку, как он беспокойно поглядывает на дверь. Она придвинула к себе чашку и, обжигаясь, глотнула забеленный кипяток.

— Спешишь? — гневно и холодно спросила мать. Нюра испуганно вскинула на нее глаза, упрямо сжала губы.

— Ну, помни, Нюра, я тебе не раз обещала, но сегодня свое обещание сдержу… Я пойду в школу к твоему директору, я пойду в госпиталь… — Мать постучала по столу пальцем. Она не знала, что ей делать с дочерью, но ей казалось, что пришло время немедленно принять все меры к ее исправлению. — Слышишь, Нюра, я не допущу, чтобы моя дочь с утра до вечера лодыря гоняла. Я все узнаю! — Голос матери то понижался до угрожающего шепота, то срывался на крик. — Я заставлю директора вмешаться в это безобразие! До сих пор мы с отцом делали для тебя что могли! Мы вложили в тебя все силы, всю жизнь, и до этой несчастной поездки на Украину ты была хорошей, послушной девочкой. Но, оставшись в компании своих приятелей, ты распустилась. И за то, что родители заботились о тебе, ты ответила черной неблагодарностью…

Мать на минутку останавливается и выжидательно смотрит на дочь. Но Нюра молчит. Сердце се захолодело от тоски, в нем нет сейчас ни любви, ни жалости к матери. Нюра даже не вслушивается в то, что ей говорят, слова сливаются вместе и захлестывают уши нервными выкриками. Нюре стыдно, что ее мать слышат соседи. Они всегда слышат и во всем обвиняют ее, Нюру.

Минутная стрелка на часах подвигается к половине четвертого. Теперь уже придется бежать, чтобы поспеть вовремя.

«Надо так надо», — мысленно говорит Нюра и, отодвинув стул, быстро идет к двери.

— Нюра, помни! Лучше вернись! — кричит ей вслед мать. Но девочка уже хлопает калиткой и, перегоняя прохожих, мчится по улице. Она опоздала, опоздала!

Тяжелый грузовик на мостовой шарахается в сторону перед тоненькой девочкой, перебегающей ему дорогу. Шофер высовывается из кабинки и сердито кричит:

— Ты что, голову потеряла?! Лезут под самые колеса, а потом отвечай за них!

Но Нюра не слышит — у нее в ушах все еще звучит голос матери.

Во дворе госпиталя сидят и стоят раненые. Залежавшись в палатах, они радуются возможности пройти по улице до другого здания на электризацию. Солнышко крепко припекает, и под его лучами трава никнет к земле и вянет. Егор Иванович стоит на крыльце, крепко ухватившись рукой за перила. На его землисто-бледном лице видна каждая морщинка.

— Вон, вон дочка бежит… Она меня и доведет. Не извольте беспокоиться, — говорит он сестре. Нюра, запыхавшись, вбегает во двор:

— Пойдемте, дядя Егор, пойдемте!

Она подставляет раненому свое худенькое плечо, смахивает прилипшие ко лбу волосы:

— Опирайтесь, дядечка, крепче опирайтесь: я сильная!

Егор Иванович прижимает к себе больную руку на перевязи и медленно идет рядом с Нюрой.

— Мы с тобой, дочка, как дуб с березкой, — шутит он, любовно оглядывая девочку.

Глава 42 В БУДУЩЕЙ ШКОЛЕ

С помощью Елены Александровны Леонид Тимофеевич точно распределил рабочие участки каждой бригады. Трое ребят из седьмого класса попали на отделку комнат в распоряжение маляра и старика Мироныча. Шестому и пятому классам было поручено поставить забор. Для руководства и помощи к ним прикрепили Мироныча-младшего.

Кудрявцев не пожелал работать с бригадой Трубачева.

— Дайте мне отдельный участок: я не хочу отвечать за чужую работу, — заявил он Елене Александровне.

С общего согласия место для будущего забора разделили пополам. После раздела обе бригады договорились о сроке выполнения задания, и Кудрявцев вызвал Трубачева на соревнование.

Для кладки печей Елена Александровна взяла себе в помощь ребят из третьего и четвертого классов. Только малышам ничего не было поручено, но и они не оставались без дела. Их учительница Федосья Григорьевна, хлопотливая и деятельная, быстро собрала вокруг себя всех младших ребят и с утра, повязав голову косынкой, носилась по всему двору, пристраиваясь вместе с ними то к одной, то к другой бригаде, причем всех школьников, без различия возраста, она называла «деточками» и «ребятками».

— Мазин, деточка, пусть мои ребятки на вашем участке щепки подберут!… Идите, идите сюда, ребятки! Собирайте! Вот так… Вот и чистенько будет… Собирайте, собирайте!

Второклассники, как стая воробьев, слетались на ее голос, беспорядочно толкались под ногами и мешали работать. Ребята злились. Мазин делал страшные глаза, но спорить с Федосьей Григорьевной было бесполезно.

— Ничего, ничего! Они вам не помешают! Ну, каждому же трудиться надо! — поднимая вверх плечи и укоризненно глядя на ребят, говорила Федосья Григорьевна.