Васёк Трубачёв и его товарищи. Книга вторая

— Есть готовиться! Трубачёв, готовиться! Ура! — вырвались снова радостные голоса.

Ребята расшумелись. Белкин прошёлся колесом по траве. Мазин набросил на Петьку свой вещевой мешок и, натягивая ремни, кричал:

— Тпру! Но-оо!

Марина Ивановна засмеялась и весело сказала:

— Сборы уже начались!

* * *

Степан Ильич пришёл домой поздно. Стоя у перелаза, он вдруг что-то вспомнил и потёр ладонью вспотевший лоб.

— Ох, я ж им ещё новую молотилку не показал! — с сожалением сказал он Татьяне, открывая дверь в свою хату.

— Та будет тебе, Степан! Они ж совсем утомилися… Я через окно бачила, як у них ноги заплетаются. Разве ж так можно! — укоряла его Татьяна. — Они же дети!

Но Степан не слушал её. Он выложил на стол сорванные колосья:

— Жнива, жнива на носу, Татьяна…

Глава 7 ДЕД И ВНУК

На рассвете село разбудила песня.

Сонно закричали петухи, всполошились на насестах куры, замычали коровы, захлопали ставни. Весело загавкали псы.

Звонкий мальчишеский голос будил спящую улицу:

Роспрягайте, хлопци, кони
Тай лягайте опочивать…

Генка въезжал в село. Гнедой жеребец важно переставлял стройные ноги, осторожно опуская в прохладную пыль подкованные копыта. На спине его, небрежно покачиваясь и сжимая пятками гладкие бока, сидел Генка. Надвинутый на лоб картуз, околышем назад, и брошенный через плечи армяк были влажны от ночной сырости.

На свежем, загорелом лице Генки задорно блестели карие глаза и белые, как сахар, зубы.

А я выйду в сад зеленый,
В сад крыныченьку копать… —

лихо выводил Генка высоким чистым голосом.

Колхозницы, на ходу повязывая косынки, выбегали на крыльцо, старые деды высовывали в окна головы с седыми, спутавшимися за ночь волосами.

— Эге-ге! Михайлов хлопец спивае!

— А, чтоб тебе, дурной хлопец! Молчи, а то детей побудишь! — кричали из-за плетней бабы. — Носит тебя по селу ни свет ни заря!

— И чего это конюх жеребца ему даёт!

К воротам бежал дед Михайло с радостной улыбкой; пальцы старика на ходу застёгивали ворот рубашки, не попадая в петли.

Копав, копав крыныченьку
Раным-рано поутру…

— Чую! Чую! До дому вертаетесь! — кричал дед, подбегая к внуку.

Генка не спеша соскочил с коня и с ласковой усмешкой глянул на деда:

— А то куда ж?

Михайло хлопнул себя по коленке и заглянул в лицо внука сияющими, как светлячки, глазами:

— А что ж? Погулял бы! Дед подождёт! Правление тоже с деда не спросит, де внук гуляе, де песни спивае, — насмешливо начал он.

Генка снял с коня уздечку, осмотрел новенькие подковы и, отойдя на два шага, сказал:

— Нигде такого коня нету, как наш!

— Эге! Нигде нету! Значит, далеконько ты побывал, — подхватил Михайло. — А я ж себе думаю: где-то мой внук пропал? И день ожидаю, и два, и три… Может, думаю, Гнедко захромал или в обратную сторону повёз. Тебя ж на МТС посылали…

Но Генка перебил его:

— Есть хочется, диду!

— Есть хочется?

Старик побежал под навес и засуетился. Генка привязал к забору коня и пошёл за дедом.

Через минуту он сидел на нарах, поджав под себя босые ноги, и рассказывал:

— Порученье дяди Степана я выполнил. В воскресенье механик тут будет… Я там людям в ремонтной помогал… Так директор Мирон Дмитриевич мне и говорит: «Оставайся на МТС, доброго тракториста из тебя сделаем».

— Ну! А ты чего?

— Как — чего?

— Чего на МТС не остался, я спрашиваю? Или люди не такие, или Гнедка погано принимали? — наливая в кружку холодное молоко, лукаво допытывался дед. — Чего не остался, а?

— А того не остался, что тебе скучно, — разжёвывая крепкими зубами хлеб и прихлёбывая молоко, сказал Генка.

— Эге! Мне скучно? А тебе? — склонив набок голову и подёргивая бородку, подскочил дед. — А тебе?

— Мне тоже скучно, — засмеялся Генка и, обхватив старика за шею, притянул его к себе.

Дед неловко, боком присел на нары и замер, боясь пошевелиться.

— Вот как ты уже помрёшь, то я тебя и не побачу больше, — задумчиво сказал Генка, вытирая о плечо деда нос.

— А ну да, не побачишь! Где ж ты меня тогда побачишь? Нигде ты меня тогда не побачишь, — глядя ему в лицо сияющими глазами, усмехнулся дед.

— А сколько тебе годов, диду?

— Сколько б ни было, я ещё поживу! Ещё и тебя воспитаю! — расхрабрился дед.

— Нет, ты меня не воспитаешь, — отрезая ножом хлеб, серьёзно сказал Генка.

— Как это так — не воспитаю? — всполошился старик.

— Я сам себя воспитаю… А что, диду, московские в классах живут? — переменил разговор Генка.

Дед наклонился к нему и стал рассказывать о приезжих. Генка слушал, сморщив лоб и думая о чём-то другом. Потом вытащил из-за пояса книжку, аккуратно разгладил её и положил на стол:

— Спрячь, диду.

Глаза его слипались. Михайло принёс из хаты рядно и подушку:

— Ложись спать, я сам Гнедка конюху сдам.

Генка лёг, но дед вдруг вспомнил что-то, посчитал по пальцам и снова подсел к нему.