«...Ваш дядя и друг Соломон»

Мойшеле предельно сокращает ответы. Я знаю почему. На все темы мы можем беседовать, только не о доме. Снаряды посвистывают над нашим бункером. Я гляжу на моего друга, он же на меня не глядит. Голова его погружена в какую-то бумагу, чтобы только не говорить со мной о доме. Эту ситуацию я просто не выдерживаю. Я должен выйти из бункера на свежий воздух. Но попробуй выйди на воздух, который полон летящих и взрывающихся снарядов! И все же я спрашиваю Мойшеле:

«Я тебе нужен?»

«Нет».

Тут же я выскакиваю из одного бункера и тороплюсь в другой, который делю с Планом. Живем мы по системе теплой постели. Один выходит на пост, другой спит на его кровати. Приходит с поста – просыпается сменщик.

Уже добрался до входа, слышу голос Мойшеле:

«Рами, пригибайся!»

Конечно же, я пригибаюсь. Не сошел же я с ума подставлять голову под снаряды? Панорама во время артобстрела потрясает. Я не могу хоть краем глаза не взглянуть на это зрелище. Полыхающие потоки огня зигзагами рассекают высоты. Небо и солнце побледнели. Под куполом огня пылают, текут медленно-медленно воды канала. Гром орудий сотрясает небо и землю, но только не тягучие воды Суэцкого канала. И вообще вся эта исступленная свистопляска вокруг не нарушает пасторальный покой этой всемирно известной протоки.

Я бегу по окопу, связывающему бункера, вваливаюсь, тяжело дыша, в полную темноту. Ведь лишь неделю назад мы получили генератор, но он вместо электричества генерирует лишь проблемы. В бункере горят свечи, керосиновые лампы и мигают фонари. Присаживаюсь к столу играть с Планом и его компанией в шеш-беш. В этой игре нет мне равных. Ребята говорят:

«Этот Рами просто везунчик».

Я везунчик, я? Не знать бы такого везения. Но пусть говорят. Все равно ничего не слышно. Все время транзисторы орут арабские песни, рев которых смешивается со свистом снарядов. Песням египетской певицы Ум-Култум я могу неподражаемо подражать. Я ведь специалист по подражанию.

«Рами, изобрази кого-нибудь»

Я изображаю для них голоса птиц, тоскливые крики ястреба, плачу филином, заливаюсь долгими фиоритурами птички по имени зеленушка.

Все хохочут. Я говорю им:

«Братцы, настроение неплохое, а? Так ночью строим».

Что строим? По ночам строим форт. Бункеры в земле прямо как виллы в самом престижном районе Герцлии. Пустыня обретает формы. И еще какие! Форты подобны рыцарским замкам. Живешь в таком замке, сам становишься рыцарем. Крутишься между мешками песка как повелитель земли. Почему бы и нет? Когда строят – строят. Даже если строительный материал – жестянки, бидоны, мешки с песком, колючая проволока. Окопы, связывающие бункера, как борозды, которыми вскапываешь землю, идут зигзагами. Каждые несколько метров излом. Выходим в пустыню и сеем мины. Конечно, мины – не огурцы, но когда сеют – сеют. Насыпаем бруствер, выращивая темную гору, но то, что растет – растет. Мы строим форт, и я люблю строить…

Вообще настроение было неплохим, пока не явился к нам Руби, сержант-резервист. На гражданке он – студент юридического факультета университета. Встретил Мойшеле, и между ними пробежала искра. Все свободное время они ведут беседы на возвышенные темы. Меня они не замечают, и я чувствую ревность. Вмешиваюсь в их разговор. У Руби всегда есть какой-то конек, с которого он не слезает, некий освященный принцип, и на нем он скачет до упора. Главный конек его – жалоба, поданная им в суд на водителя автобуса кооператива «Дан», который провез его на одну остановку дальше необходимой, хотя Руби звонил в колокольчик, сигналя об остановке, где ему сходить. Вот Руби, разбирающийся в законах, и подал жалобу на водителя.

«Пойми, Мойшеле, следует воспитывать простаков в нашей стране».

«Воспитывать?» – опережаю Мойшеле вопросом.

«Видишь ли, Рами, учить вежливости необходимо. Ивритское слово «нимус» – вежливость – происходит от греческого слова «нумус», что означает «закон». Одна основа у вежливости и закона».

«Может быть, это у греков, но не у нас. Если они ухитрились протащить в наш язык слово, это еще не означает, что мы его приняли. Видишь ли, Руби, израильтяне не греки, а Тель-Авив тем более».

«Увидишь, что я выиграю суд».

«Да будет так».

Я чувствую на себе взгляд Мойшеле. Сидим в бункере, Мойшеле включил карманный фонарик и направил его на меня, словно бы следит за мной уже тремя глазами. Ладно, сказал я глупость. Ну и что? Надоел мне Мойшеле. А когда мне надоедает – надоедает по-крупному. Я подымаю на него голос:

«К чему все эти разговоры?!»

«Что ты всегда разговариваешь с Мойшеле на повышенных тонах?» – спрашивает меня Руби.

«На каких повышенных тонах, Руби? Мы же с ним из одного кибуца? – я прикусил губу, чуть не вырвалось: – «и девушка у нас одна на двоих».

«А я скажу тебе, почему ты так разговариваешь» – продолжает Руби.

«Почему?»

«Потому что настроение отвратительное».

Верно: все время, что он у нас тут, у меня отвратительное настроение.