– Это и к лучшему, – буркнул инспектор. – Пусть она сестра вора, но не хотелось бы мне прочесть в газетах, что юная девушка была зарезана в гостинице или, того хуже, замучена до смерти. Что мешало ей возвратить украденное нам, скажите на милость! Прославилась бы на весь Росдейл!
– Боюсь, это не та слава, которой хотелось мисс Берч, – вежливо заметила миссис Норидж.
Вот как закончилась история улыбающейся куклы. Осталось добавить лишь немного, чтобы она обрела завершенность.
Две недели спустя Фрэнсис Малкотт, читавший за кофе утреннюю газету, громко известил членов семьи, что новая беда постигла флот Ее Величества: судно «Алисия», пересекавшее Атлантический океан, затонуло при невыясненных обстоятельствах.
– «Предположительно, на корабле произошел пожар!» – огласил сэр Фрэнсис. – Ха! Предположительно! Вы послушайте, что они пишут: «Все члены экипажа и пассажиры погибли». Хотелось бы, однако, узнать точное число. За кого нас держат, черт побери?
Не будь сэр Фрэнсис так возмущен, он, несомненно, заметил бы, что Эдгар Малкотт и новая гувернантка обменялись долгим взглядом, а затем на лице его троюродного брата отразилось такое облегчение, что леди Джулия даже справилась, все ли с ним в порядке. Эдгар заверил ее, что у него все хорошо.
– Пойдемте, мои милые, поиграем в теннис, – позвал он детей. – Если, конечно, миссис Норидж не будет против.
Миссис Норидж не возражала.
Второй эпизод был никак не связан с семейством Малкотт. Нам придется перенестись на пять лет вперед, в просторную залу, где смеющаяся дама только что позвала:
– Вероника! Вивианн! Идите же скорее сюда!
Две девочки вбежали в комнату. За ними следовала гувернантка, затянутая в строгое черное платье.
– Девочки, я представлю вас нашей гостье, – сказала мать. – Это миссис Уэбстер. Они с мужем приехали в нашу страну из Америки. А это мои дочери, Вероника и Вивианн, и миссис Норидж, наш ангел-хранитель.
Неизвестно, что подумала молодая богатая американка, глядя на гувернантку, чрезвычайно мало походившую на ангела. Однако мы знаем, что подумала миссис Норидж. Невозможно было ошибиться, видя эти светло-голубые, широко расставленные глаза, и вздернутый нос, крупноватый для узкого лица, и вьющиеся темные волосы, убранные наверх по последней моде.
Миссис Уэбстер ласково поздоровалась с девочками и сказала несколько приветливых слов гувернантке. Она была мила, добра и скромна, и все, кто присутствовал на том вечере, были ею очарованы.
«Как приятно иногда ошибиться в своих предсказаниях, – подумала миссис Норидж. – Да простит меня Флосси, но я не стану напоминать миссис Уэбстер о Голубке».
Преступление миссис Норидж
– Позвольте представить вам моего мужа, миссис Норидж!
Ах, сколько затаенной гордости звучало в словах Миллисент! Как изящно держала она новоиспеченного супруга под руку – с долей небрежной уверенности, словно для нее не было ничего привычнее, – и в то же время с величавостью королевы, обладающей бесценным сокровищем.
– Рада познакомиться, мистер Фейн.
Гэвин Фейн вежливо поздоровался. Но расточать часть своего обаяния на скромную пожилую гувернантку счел излишним и, извинившись перед двумя женщинами, скрылся в магазине верхнего платья, сославшись на то, что им будет удобнее беседовать без него. Сквозь стеклянную витрину миссис Норидж видела, как навстречу импозантному молодому человеку выскочил приказчик.
– Поздравляю вас, Миллисент. Как здоровье миссис Кендел?
– Благодарю вас, у нее все хорошо. Роза и Норман будут рады узнать, что я виделась с вами. Мы часто вас вспоминаем! Ах, не удивительно ли – встретиться в Эксберри!
– Это в самом деле неожиданно, – согласилась миссис Норидж, с улыбкой глядя на бывшую воспитанницу.
Миллисент Кендел, а ныне миссис Фейн, цвела. Красотой в классическом понимании этого слова она не отличалась, но в ее лице читались живость и характер – то, что всегда ценила миссис Норидж. Из троих детей, вверенных когда-то ее попечению, Норман был самым спокойным, Роза – меланхоличной, а Миллисент – жизнерадостной. Игры на свежем воздухе были милее ее сердцу, чем рисование, а музицированию она предпочитала танцы.
Их мать придерживалась убеждения, что истинной леди крепкое здоровье ни к чему. Быть всегда на ногах? Помилуйте, это дурной тон! Для себя миссис Кендел выбрала мигрени, а для дочерей оставила обмороки. «Обмороки всегда уместны, – учила она. – Ими можно спасти почти любую неудобную ситуацию, кроме разве что пересоленного пудинга. Помните главное правило обморока: у него всегда должны быть зрители. Терять сознание, когда рядом никого нет, недопустимо, девочки мои».
Роза последовала наставлениям матери. У Миллисент же обмороки получались из рук вон плохо. Зато она прекрасно скакала верхом и полюбила многочасовые прогулки, следуя наставлениям гувернантки. «Слабость и изнеженность!» – призывала миссис Кендел. Яркий румянец на щеках старшей дочери огорчал ее. То ли дело аристократическая бледность младшей! Удастся ли найти подходящую партию для девушки с таким цветом лица – вот что беспокоило Люси Кендел.