Ваш любимый доктор, или Дело всей жизни

– И даже жить не хочется, но я с этим борюсь, – усмехнулся ученый, и я позавидовала его оптимизму. Признаться честно, я давно не чувствовала себя такой растерянной. Я прекрасно знала, как лечить заболевания из своей профессиональной сферы, у нас были четкие протоколы, опыт предыдущих лет, а здесь поиски надо начинать с нуля.

– Чтобы знать, как лечить, надо для начала выяснить, что мы вообще лечить собираемся, – сказала я, потерев подбородок.

– Я уже начал разработку сыворотки, но пока не знаю, что из этого получится.

– Нейт Эйле, вы ведь обратили внимание на то, что рождаемость в тех деревнях была низкой? Женщины просто не могли зачать или выносить младенцев. Эта скрытая инфекция влияет на репродуктивную функцию у людей, недаром ведь говорили, что детей с каждый годом рождается все меньше.

– Скот тоже плодится плохо, хиреет и умирает, – согласился Сальвадор. – Урожай стал плохим. Конечно, можно списать все на кару небесную или череду совпадений…

– …Но все не так просто, – закончила я мысль.

Тут вмешался Ули, который успел быстро перекусить и теперь распространял умопомрачительный аромат мяса.

– Картина крови нейта Эйле схожа с картиной крови тех людей. Если хотите, можете посмотреть.

И юноша показал мне разные образцы. Я никогда не любила гистологию, зачеты причиняли мне почти физическую боль, особенно когда клетки крови надо было отличать друг от друга. А тут я поняла, что привлекло внимание Ули.

– Видите, как много стало белых телец? Их было меньше до болезни нейта Эйле.

Он говорил о лейкоцитах. Но как рассказать Ули о том, что они из себя представляют и для чего предназначены, и при этом не вызвать подозрений? Я ведь типа «ничего не знаю, ни разу такого не видела».

Думай, мозг, думай!

– Было бы чем, – ехидно отозвался Пискун, который каким-то образом подслушал мои мысли.

– А тебе не кажется, что эти… – начала я неуверенно, – тельца… они могут бороться с заразой, которая попала в тело Сальвадора?

Ули задумчиво почесал голову.

– Я уже ничего не понимаю, нейра. Если позволите, я возьму образец вашей крови для исследования, – попросил юноша, опустив взгляд. – Это все для науки.

– Да, конечно. Это не проблема.

Я нацедила в пробирку кровь из проколотого пальца, дала нейту Эйле несколько пузырьков из своего чемоданчика для детоксикации и строго-настрого запретила пить эту проклятую воду.

– Ну, последнего я не могу обещать, – сказал ученый простодушно. – Я ведь должен стать первым, кто опишет эту болезнь, а крыс лабораторных неохота больше мучить. Они и так, бедняги, натерпелись за все эти годы.

Я метнула взгляд на клетку с грызунами, которые словно прислушивались к нашему разговору. Некоторые выглядели упитанными, шерсть лоснилась. Не похоже, что они сильно страдают.

– Придумал! – воскликнул вдруг Эйле. – Назову эту заразу в свою честь! Болезнь имени Сальвадора. Как вам? Гордо звучит?

Я устало вздохнула и провела ладонью по лицу. Если и существует на этом свете человек упрямей меня, то вот он! Теперь понимаю и Норвина, и Пискуна, и даже нейта Лейна. Глядя на ученого, вижу себя со стороны. Точно мой братец по разуму. И да, в нем я не сомневаюсь.

* * *

Норвин вернулся глубокой ночью, когда я уже собиралась спать в одиночестве. У нас успела появиться маленькая семейная традиция пить чай, сидя на веранде и наслаждаясь ночной прохладой. Только сегодня небо затянуло тучами, а с севера подул промозглый ветер. Хотелось скорее спрятаться под крышей.

– На рассвете я отправляюсь в Ничьи земли.

Я остановилась, так и не донеся чашку до рта.

– Зачем?

Что бы Норвин ни сказал, мне уже не нравится эта затея. Среди местных ходит много дурных баек об этом месте, желающих отправиться туда на туристическую прогулку днем с огнем не сыскать.

– Кое-что надо проверить. Не переживай, я уже был там и, как видишь, цел, – он развел руками и улыбнулся.

Захотелось обнять его крепко-крепко и никуда не отпускать. А вдруг?..

Нет-нет! Я стремительно отогнала дурные мысли. Это не может быть нашей последней встречей, мы ведь даже не успели побыть счастливыми. С меня хватило стресса из-за той раны.

Чтобы отвлечься от дурных мыслей, я рассказала Норвину несколько веселых случаев из своей студенческой жизни. Он любил слушать обо мне, о моем мире, о том, как он развивался, о людях, оставивших след в истории.

– Знаешь, я даже завидую вам, – задумчиво произнес муж. – У вас было столько талантливых и изобретательных людей.

– Они есть и у вас. Но ввести что-то новое безумно сложно, хотя время все расставит по своим местам.

– А как там декан? – спросил муж, сжав пальцы в кулак. – Не трогает тебя?

Не знаю почему, но я опустила подробности последнего сновидения. Не хотелось, чтобы Норвин знал о приставаниях нейта Морригана к Эллен. Я ведь не лгу, просто скрываю часть правды. Нехорошо, знаю. Но ведь Норвин такой, еще найдет способ больше не пускать меня в госпиталь. А там роженицы, другие подопечные, и, если буду сидеть под домашним арестом, Ойзенберг может распоясаться и снова начать дурить.