…Ваш маньяк, Томас Квик

На психотерапевтических сеансах Стюре начал рассказывать все более ужасные подробности своего детства. Он сообщает Челю Перссону, что раньше у него не было никаких воспоминаний об этих событиях, но теперь жуткие картины возникают в памяти одна за другой. Все начинается с того, что родители были к нему холодны и равнодушны к его потребностям. Затем пробуждаются воспоминания об отце, который использовал его сексуально с трехлетнего возраста.

Мать Стюре Тюра Бергваль была известна в Корснэсе как добрая и внимательная женщина, заботившаяся о семье и по большей части содержавшая семерых детей. Во время терапевтических бесед с Челем Перссоном к Стюре возвращаются воспоминания, разоблачающие двуличие матери. Он рассказывает, что она пыталась утопить его в проруби, когда ему было четыре года. Стюре потерял сознание, однако в последний момент был спасен отцом. В другой раз мать пыталась отделаться от Стюре, толкнув сына на рельсы перед мчащимся трамваем. Каким-то образом ему удалось выжить и после этого покушения.

Воспоминания Стюре о поступках родителей становятся все чудовищнее, и в конце концов вся семья оказывается втянутой в ужасные события — в качестве жертв и преступников.

Чем более экстремальные воспоминания возвращаются к Стюре во время терапии, тем более позитивно Перссон относится к своему пациенту:

«Со временем он стал охотнее раскрываться во время контакта, не боится анализировать самого себя и свое сексуальное извращение, что явно привело его к более осознанному отношению к себе, в том числе он осознал, насколько „больным“ было временами его поведение, хотя раньше он пытался это вытеснять и отнекивался. О пациенте можно сказать, что он двойственная натура: он демонстрирует и сдержанность, и сговорчивое, почти заискивающее поведение в отделении, а за этой маской скрывается буря чувств, которые он не решается показать или обозначить словами».

Записи Челя Перссона от 9 апреля говорят о том, что Стюре бывает спокоен, добродушен и приветлив в повседневной жизни в отделении. Однако во время психотерапевтических бесед было замечено, что это всего лишь маска, за которой скрывается его «двойственная натура». Терапия же направлена именно на то, чтобы раскрыть эту самую двойную натуру.

В той же карточке Перссон отмечает:

«Пациент проанализировал впечатления своего детства. Ранее они, кажется, были надежно вытеснены из сознания, но теперь пробудились новые воспоминания. Он проанализировал также свои сны. Кратко можно сказать, что обстановка в семье была крайне напряженная, у пациента в детстве практически не было пространства для реализации своих потребностей».

В этих заметках Чель Перссон ходит кругами, как кот вокруг горячей каши, поскольку стремится как можно дольше сохранить свою тайну. По его мнению, ему удалось в рамках психотерапии помочь Стюре вернуть себе давно вытесненные воспоминания о чудовищном насилии, которому он подвергался в детстве.

По бытующим в Сэтере представлениям, Перссону удалось справиться с этой задачей, поскольку он опытный и талантливый психотерапевт.

Весной 1992 года Стюре помещают в закрытое 36-е отделение, однако ему предоставляется все большая свобода. Редкие записи в карточке рассказывают, что он ходит на прогулки, бегает вокруг Юстерна и ездит в отпуск в Авесту. Иногда у него бывают приступы страха, и тогда ему дают стесолид и другие наркосодержащие препараты, преимущественно бензодиазепины.

Ближе к лету врачи приходят к выводу, что Стюре настолько стабилен, что 6 июня ему разрешают полную свободу перемещения, то есть он может беспрепятственно находиться в обществе в дневное время.

Однако за гармоничной картиной, создаваемой записями в карточке, скрывается истинный драматизм, разыгрываемый три раза в неделю, — с бурей чувств и рассказами о сексуальном насилии и избиениях. Чель Перссон понимает, что правда о Стюре не может просачиваться постепенно — она будет иметь эффект разорвавшейся бомбы. В тот день пациент и его терапевт попадут на первые полосы газет. Но время еще не пришло. Терапия должна продолжаться еще некоторое время.

Поход на пляж

Четверг 25 июня выдался теплым и солнечным — прекрасный день для похода на пляж озера Юстерн вместе с Терезой, сотрудницей отделения, к которой Стюре испытывал особую симпатию. С ней легко общаться, и она не тяготится его компанией. Лежа на пляже и загорая, они рассеянно переговаривались о жизни Стюре и о его прежних преступлениях.

— Интересно, что бы вы подумали обо мне, если бы узнали, что я совершил нечто по-настоящему тяжкое?

Тереза вопросительно посмотрела на Стюре:

— В каком смысле — тяжкое?

— Нечто очень-очень серьезное. Сама понимаешь. Как бы это повлияло на отношение ко мне?

— Не понимаю, о чем ты говоришь. Нечто очень серьезное? Лучше скажи ясно, что ты имеешь в виду.

— Я могу дать тебе подсказку.

— Давай.

Некоторое время Стюре размышлял в полном молчании, потом произнес по буквам:

— У-Бе.

— Убе?

Тереза посмотрела на спутника с тревожной улыбкой:

— Стюре, я что-то ничего не понимаю.