…Ваш маньяк, Томас Квик

Однако во время допроса Анна Викстрём представляет дело совсем не так.

— Двадцать третьего ноября [1994 года] в устной форме было представлено более десяти имен, то есть более десяти лиц мужского пола были названы по имени и фамилии. Все эти имена имеют отношение к Норрботтену, и в списке фигурировало имя Йонни Ларссон.

И Сеппо Пенттинен с Кристером ван дер Квастом, и Томас Квик с Клаэсом Боргстрёмом знают, что описание лживо, однако никто и бровью не ведет.

Между тем на Фаребринка знание Квиком его имени должного впечатления не произвело, скорее вызвало подозрения:

— Меня тогда не звали Йонни Ларссон! Меня звали Йонни Фаребринк.

— Я помню имя Йонни Ларссон-Ауна, имени Фаребринк я не помню, — добавляет Квик.

Но лучше бы он этого не делал! Теперь Йонни Фаребринк всерьез выходит из себя.

— Эта фамилия, Ларссон-Ауна, — откуда ты ее взял?

— От тебя, само собой!

— От меня? От меня ты не мог ее услышать, потому что моя фамилия Фаребринк. А вот это самое Ауна — это старинная родовая фамилия моего отца.

Фамилию Ауна Йонни никогда и нигде не использовал. Даже старые друзья и знакомые о ней не знают. Она существует только в реестре органов власти.

Далее Квик рассказывает о знакомом, который жил в шалаше в лесу и которого они с Йонни вместе навещали.

— Мне особенно запомнился один раз, — говорит Квик. — Я невольно задумался о том, что для тебя это, должно быть, очень щекотливый момент… У нас с тобой был сексуальный контакт. Мы помогали друг другу кончить дома у этого человека.

— Слушай, ты! — выходит из себя Йонни. — Сказать тебе, что я думаю о таких гребаных свиньях, как ты? Сказать тебе?

— Можешь не говорить, — отвечает Квик.

— Ты утверждаешь, что Йонни гомосексуал? — спрашивает ван дер Кваст.

— Нет, вовсе нет, — отвечает Квик.

— О боже! — стонет Фаребринк.

Анна Викстрём обращается к Фаребринку и предлагает ответить на то, что только что изложил Квик.

— Нет, я не в состоянии отвечать на такие идиотские утверждения. И не собираюсь. Это такой бред, что просто слов нет.

Йонни, зло прищурившись, тычет пальцем в Квика:

— Одно уясни себе, парень! Начать обвинять меня в том, что я голубой, знаешь что…

— А я ничего такого и не говорил, — пожимает плечами Квик.

— Послушай, ты просто патологический враль или в чем тут дело? Ты сам-то веришь в то, что рассказываешь? Сам веришь в свою брехню?

После перерыва Квик в подробностях повествует о встрече в Йоккмокке, о поездке в Мессауре и убийстве на Аккаяуре. После резюме Квика Анна Викстрём оборачивается к Фаребринку:

— Во-первых, что ты скажешь о встрече с Томасом Квиком в ресторане напротив «Консума»?

— Тьфу, болтовня! В том году я вообще не был в Йоккмокке.

— Этот ресторан напротив «Консума» — ты знаешь такое заведение в Йоккмокке?

— Нет. Я знаю, что там есть магазин «Консум». Но никакого ресторана там нет, — отвечает Фаребринк.

Следователи также знали, что ресторана, о котором рассказал Квик, не существует, что является серьезным недостатком его рассказа.

— Имя Руне Нильссона тебе знакомо? — пытается подъехать с другой стороны Викстрём.

— Нет, абсолютно точно нет, — говорит Фаребринк.

— Далее Томас Квик рассказывает, что вы с ним должны были встретиться с некими людьми, с которыми ты встречался раньше и которые собирались разбить палатку у озера.

— Но что это за люди? — спрашивает Фаребринк. — Я не знаю никаких гребаных голландцев.

— Что ты скажешь по поводу комментария, который дает здесь Томас, — что у тебя возникло впечатление, будто они плохо говорили о тебе?

— Тьфу, да он же полный идиот! Вы что, не слышите, что он псих? Он плетет какой-то бред. Он патологический брехун!

Тут Квик излагает историю о Руне Нильссоне из Мессауре, которому Фаребринк якобы угрожал ножом, прежде чем поехать на Аккаяуре и убить супругов. После убийства он отвез туда Нильссона и показал ему окровавленные тела в палатке.

— Йонни демонстрирует, что так будет с каждым, кто осмелится плохо вести себя с ним, — поясняет Квик.

— Но кто, черт подери, этот самый Руне Нильссон? — спрашивает Фаребринк.

— Это, стало быть, человек, который живет в Мессауре, — отвечает Кристер ван дер Кваст.

— Вы нашли его? Что говорит Руне Нильссон?

Вся следственная группа знает, что Руне Нильссон столь же настойчиво, как и Фаребринк, отрицает, что когда-либо встречался с Квиком.

— Вопросы здесь задаю я, — говорит ван дер Кваст.

Допрос продолжается почти три часа, и Йонни Фаребринк начинает понимать, что оказался в незавидной ситуации. Он обращается к Томасу Квику:

— Ты никогда со мной не встречался. Какого черта ты впутал меня в это дело? И эти проклятые голландцы… Вы выяснили, каким боком я могу знать этих голландцев?

Он задает вопрос ван дер Квасту:

— Когда я мог с ними встретиться?

— Это я хотел бы спросить у тебя!

Тюре Нессен рассказывает мне, как он терзался в течение всего допроса. Он знал, что ван дер Кваст мучает Йонни Фаребринка совершенно напрасно, что весь допрос — всего лишь спектакль с заданной концовкой. И снова ему стало стыдно за то, что он полицейский.