…Ваш маньяк, Томас Квик

В последний день процесса произошло нечто необычное — подсудимому Томасу Квику была предоставлена возможность произнести собственную речь, обращаясь к суду, слушателям и журналистам. Он поднялся и стал зачитывать, держа перед собой, шесть мелко исписанных листов формата А4.

— Во время данного процесса мы пережили и увидели доказательства жестокости, для многих непостижимой, преступления с самыми жуткими ингредиентами, — начал Томас Квик дрожащим голосом, готовый, кажется, вот-вот расплакаться.

Ян Ульссон рассказывает, что выслушивал эту ханжескую речь Квика, обращенную к общественности, с чувством нереальности происходящего. Квик продолжал:

— То, что я скажу, не должно восприниматься ни как защита тех деяний, которые совершил этот сумасшедший, ни как квазипсихологическое рассуждение по поводу них, ни как жалкое стремление вернуть себе человеческую ценность.

Квик рассказал о детстве в холодном, лишенном эмоций родительском доме, которое и сделало его убийцей. Когда он повествовал о своем постоянном страхе и стремлении к смерти в детском возрасте, некоторые из слушателей заплакали.

Ян Ульссон обеспокоенно заерзал, переводя взгляд то на Квика, то на плачущих слушателей, то на председателя суда Роланда Окне.

— «Почему он не велит ему прекратить?» — подумал я. — Это было так отвратительно! Казалось, что зал суда превратился в молельный дом.

Когда эмоциональная речь была закончена, суду пришлось сделать перерыв, прежде чем адвокат Боргстрём смог выступить со своей заключительной речью.

Клаэс Боргстрём был согласен с прокурором, что вина Квика убедительно доказана во время основного судебного заседания и что единственной мыслимой мерой является продолжение лечения в судебно-психиатрической клинике.

Решение суда огласили 25 января 1996 года. Томас Квик был осужден за свое второе и третье убийство. Его приговорили к продолжению лечения в судебно-психиатрической клинике.

В отношении Сеппо Пенттинена и других неоднократно слышались обвинения в нарушении клятвы в ходе процессов по делу Томаса Квика. Как бы там ни было, этот вопрос уже никогда не будет рассматриваться в суде. Всякие мыслимые преступления в этой области уже неактуальны. Срок давности по возможному нарушению клятвы в суде Йелливаре вышел в январе 2006 года.

Между тем можно с уверенностью констатировать, что существовало несколько обстоятельств в отношении убийства на Аккаяуре, которые не были представлены суду, в то время как другие были представлены в искаженном виде.

Единственным доказанным орудием убийства четы Стегехюз был их собственный нож для разделки мяса. Несмотря на пятнадцать допросов Томаса Квика общим объемом семьсот тринадцать страниц, он так и не сумел описать, как выглядел этот нож. Этот факт, являющийся существенным недостатком его рассказа, так и не был доведен до сведения суда.

На суд произвело сильное впечатление, когда Сеппо Пенттинен в своих свидетельских показаниях заявил, что Квик уже на первом допросе «смог создать детальный эскиз места стоянки». Это было правдой, однако Пенттинен не рассказал, что Квик расположил на схеме автомобиль и палатку совершенно неправильно.

Вторым ценным сведением, по мнению суда, стал дамский велосипед со сломанной передачей, который Квик, по его рассказу, украл возле Музея саамской культуры в Йоккмокке. Именно такой велосипед исчез в тот день, когда произошло убийство, и хозяйка подтвердила это в суде. Однако изначально Квик заявил на допросе Сеппо Пенттинену, что он украл мужской, а не дамский велосипед.

Биргитта Столе присутствовала на всех процессах по делу Томаса Квика. Во время судебных заседаний в Йелливаре она подробно записывала все, что говорилось. Большие фрагменты ее реферата приводятся в неопубликованной книге о Томасе Квике. Из них становится совершенно очевидно, как суд ввели в заблуждение.

На второй день судебного разбирательства происходит, среди прочего, допрос инспектора криминальной полиции Сеппо Пенттинени.

Пенттинен допрашивал Стюре с марта 1993 года, и первый допрос по поводу убийства на Аккаяуре проводился 23 ноября 1994 года.

Пенттинен описывает свое ощущение от допросов при помощи такого образа. Как будто перед Стюре — жалюзи, где некоторые планки приподняты, и он изображает бессвязную во времени картину, но постепенно происходит регрессия в то время и в то место. Тут меняются жесты и поза Стюре, его охватывает сильный страх. Пенттинен описывает, как у Стюре постепенно возникают воспоминания по поводу убийств. Стиль рассказа Стюре оказался таким же, как и в предыдущих делах. Он излагал некоторые фрагменты воспоминаний, но в процессе допроса ход событий «раскрывался» все больше и больше.

Поначалу рассказ ни в какой степени не являлся связным. Сам Стюре сообщил, что из-за своего страха вынужден защищать свое внутреннее «я» и придумывать нечто граничащее с правдой. Уже на следующем допросе он корректировал данные ранее сведения.