…Ваш маньяк, Томас Квик

Ханнес нашел в Фалуне решения суда. Выяснилось, что все осужденные признались. Поначалу Ханнес Ростам почувствовал себя обманутым. Потом осознал, что ему подбросили принципиально не менее интересный случай, чем дело Бу Ларссона, — там речь шла о ложных свидетельских показаниях, здесь — о ложных признаниях.

Здесь также отсутствовали известные шведские прецеденты, что само по себе странно. Знаменитой американской организации «Innoncence Project»[49] при помощи анализов ДНК удалось освободить 282 человека, которым грозил смертный приговор, что показало: двадцать пять процентов невинно осужденных признались в совершении преступления.

Документальный фильм Ханнеса «Почему они признались?» был по своему тону мягче, чем фильм о Бу Ларссоне. На все давным-давно вышел срок давности, некого было освобождать из тюрьмы, и осталась лишь загадка, на которую автор фильма пытался найти ответ вместе с осужденными подростками и полицейскими, вызвавшими ложные признания своими допросами. Фильм заканчивался голосом Ханнеса Ростама за кадром: «Я невольно задаюсь вопросом: как много еще людей, взявших на себя вину за преступления, которых они не совершали?»

В Сэтерской психиатрической клинике, в четырех милях к югу от Фалуна, один из пациентов, находящихся на принудительном лечении, с большим интересом смотрел эту программу.

— Разумеется, из-за само́й темы, — говорит Стюре Бергваль. — Но еще и из-за его тона. Он не иронизировал ни над пострадавшими, ни над следователями, ни над другими.

«Самый ужасный серийный убийца Швеции» к тому моменту прожил в добровольной изоляции семь лет — с того момента, как Лейф Г. В. Перссон в 2001 году назвал его мифоманом и поставил под сомнение решения судов об убийствах.

— Я подумал, — признается Бергваль, — что если в этой жизни я еще хоть слово скажу журналисту, то только Ханнесу Ростаму.

Когда две недели спустя Ханнес Ростам написал письмо Стюре Бергвалю, он надеялся сделать интересный документальный фильм о горячих общественных дебатах по поводу дела Томаса Квика. На эту тему его навел репортер криминальной хроники газеты «Дала-Демократен» Губб Ян Стигссон, снабдивший Ханнеса старыми вырезками из газет еще в процессе работы над фильмом о пиромане.

Стигссон подарил также Ханнесу свой архив, охватывающий триста статей о деле Квика. Как ярый защитник виновности Квика, он являлся важнейшей фигурой в той галерее образов, которую видел перед собой Ханнес, — а антиподами ему должны были выступить Ян Гийу и Лейф Г. В. Перссон.

Добиться чего-то в отношении главного вопроса казалось Ханнесу безнадежной задачей. Помимо Гийу и Перссона, не менее десятка именитых журналистов и экспертов заявляли о том, что Квик — мифоман, но пробить брешь в решениях суда им не удалось. Правоохранительная система уже рассмотрела несколько ходатайств и отказала в их удовлетворении. В 2006 году канцлер юстиции Йоран Ламберц проверил дело по заявлению родителей двух жертв и адвоката Пелле Свенссона и пришел к выводу: «Приговоры суда, оглашенные Томасу Квику, в главном очень хорошо написаны и проработаны. […] В двух случаях количество фактов, подтверждающих признание подсудимого, очень велико. Таким образом, дело обстоит не так, как утверждалось некоторыми, — что члены суда поверили в признания Томаса Квика, поскольку несколько психологов заявили о достоверности его слов. Доказательства были куда серьезнее».

Весной 2008 года Стюре Бергваль пригласил Ханнеса Ростама на встречу в Сэтерскую больницу. Во время первой встречи Стюре Бергваль придерживался своей истории, но не возражал, чтобы Ханнес изучил его дело поближе. Тот же сценарий повторился и на второй встрече.

Как обычно, Ханнес не смог удержаться и методично перепахал и рассортировал все материалы предварительного следствия объемом около 50 000 страниц, а также изучил многочасовые записи следственных экспериментов и выездов на место преступления. Некоторые из них трудно было понять: Бергваль явно находился в состоянии наркотического опьянения и потери ориентации, вел полицейских то туда, то сюда без всякой логики.

— Невозможно было смотреть запись следственного эксперимента по делу о Терезе Йоханнесен и не понять, что происходит, — говорит Ханнес. — Это была дешевая, низкопробная театральная постановка.

Приехав в Сэтер в третий раз, Ханнес изложил Стюре свои выводы.

— Решающим, совершенно решающим фактором для меня явилось то, что он увидел все это, связанное с бензодиазепинами, — делится Стюре Бергваль. — Он видел меня и видел наркоманов. В каком-то смысле это и был главный узел.

Ханнес Ростам:

— Стюре сказал: «А если дело обстоит так, что я не совершал всех этих убийств, в которых признался, — что мне тогда делать?» И я ответил: «Если это так, то тебе сейчас выпал уникальный шанс».

Ханнес остановился в отеле поблизости. Он был полон энергии, но волновался, чем там занимается Стюре в своих четырех стенах.