…Ваш маньяк, Томас Квик

Трудно смириться с мыслью, что группа высокообразованных представителей ряда академических дисциплин не поняла сути этого спектакля. С наигранной или искренней доверчивостью все восприняли слова Квика всерьез, в результате было принято решение, что озеро следует осушить.

Множество полицейских из различных округов Норвегии участвовали в работе в течение семи недель при содействии Министерства обороны и внешних экспертов. Поначалу собрали пробы почвы в тех местах, которые указал Квик, затем весь материал вручную просеяли и обследовали судебные археологи, прибегнув к помощи служебных собак. После этого безрезультатного сизифова труда началась еще более сложная работа по осушению маленького лесного озерца. Тридцать пять миллионов литров воды было откачано из озера и профильтровано; осадок на дне собрали до глубины, где находились отложения 10 000-летней давности. Когда вся эта работа не дала результатов, осадок профильтровали еще раз — но ни малейшего фрагмента тела Терезы так и не нашли.

Исключительно дорогостоящее расследование и полное отсутствие результатов неизбежно приводили к выводу, что рассказ Квика не соответствует истине.

Отсутствие находок после осушения озера требовало объяснений от Томаса Квика. Тут он снова изменил свой рассказ, заявив, что спрятал тело Терезы в карьере, где добывают гравий.

Пока норвежцы обыскивали каждый квадратный метр леса, Квика раз за разом допрашивал Сеппо Пенттинен. И поиски в лесу Эрьескуген продолжались до тех пор, пока эксперты — наконец-то! — не наткнулись на остатки костра, где обнаружили обгоревшие фрагменты костей.

Одним из исследователей находок из леса Эрьескуген был норвежский профессор Пер Хольк. Вскоре после начала исследования он пришел к выводу, что некоторые обломки костей, вероятно, принадлежат человеку в возрасте от пяти до пятнадцати лет.

Кто мог возразить против заключения профессора кафедры анатомии университета из Осло, гласившего, что останки ребенка найдены как раз в том месте, где Квик, как он утверждает, сжег тело девятилетней девочки? И все же…

История показалась мне слишком странной, чтобы я мог так запросто поверить в нее.

Я собирался проанализировать то дело, которое, по мнению прокурора, имело самую прочную доказательную базу, — убийство Терезы Йоханнесен, и теперь пытался подвести итоги, дабы понять, на каких позициях я оказался после проведенного анализа. Увиденное убедило меня, что Квик не убивал Терезу. Это беспокоило и к тому же доставляло массу неудобств. Мне становилось все сложнее общаться с разными сторонами в вопросе о виновности Квика.

Кроме того, я обнаружил нечто, о чем никто, кажется, не подозревал: тот Стюре Бергваль, с которым я познакомился в больнице Сэтера, не имел ничего общего с пациентом психушки, который под именем Томаса Квика бродил кругами по лесам и что-то бормотал о том, как он убивал, расчленял, осквернял и поедал свои жертвы. Я нашел и разумное объяснение этому несоответствию: Квика в больших количествах накачивали психотропными препаратами, отнесенными к разряду наркотических.

Дойдя до этого места в своих рассуждениях, я понял, что пора остановиться. Мои знания и догадки пока оставались на уровне гипотез. На многие вопросы еще предстояло найти ответы. В первую очередь я подумал об обожженных костях ребенка, найденных в Эрьескугене, — как раз в том месте, где Квик, по его словам, сжег тело Терезы.

Однако в Швецию я возвращался в больших сомнениях, понимая, что пополнил собой ряды скептиков.

По возвращении я позвонил Стюре Бергвалю. Тот с немалым любопытством отнесся к моей работе. Я рассказал о своих поездках во Фьель и в Эрьескуген и о встречах с норвежскими полицейскими.

— Ух ты, сколько усилий ты на все это потратил! Даже побывал в Норвегии и Эрьескугене?

Мой трудовой подвиг произвел на Стюре сильное впечатление, однако более всего его интересовало, к каким выводам я пришел.

— Что ты думаешь по поводу всего этого? — спросил он меня.

— Честно говоря, поездка в Норвегию и то, что я там увидел, навели меня на некоторые размышления.

— Тогда мне очень хотелось бы, чтобы ты поделился своими соображениями, когда приедешь сюда в следующий раз, — заявил Стюре.

Я мысленно проклинал свою болтливость, из-за которой моя очередная встреча со Стюре грозила стать последней. Мы договорились, что я приеду в Сэтер через неделю, 17 сентября 2008 года.

Я решил быть с ним до конца откровенным. Если он надумает выставить меня вон, то так тому и быть.

Сэтерская больница, 17 сентября 2008 года

Когда мы в третий раз встретились в комнате свиданий в Сэтерской больнице, Стюре Бергваль сразу начал с главного:

— А теперь я хочу услышать, что ты на самом деле думаешь обо всем этом.

Это был неприятный вопрос.

Квик сказал когда-то, что взял тайм-аут потому, что некоторые люди с недоверием отнеслись к его признаниям. Что произойдет, если и я начну в них сомневаться?

Я постарался упаковать горькую пилюлю в изрядную долю самоуничижения: