Этим же вечером я позвонила приятельнице, которая работала в библиотеке Академии наук и, презрев врачебную тайну, рассказала ей всю историю, начиная с жен декабристов.
— Так не бывает, — решительно отреагировала приятельница. — Это у тебя приступ романтизма.
— Устрой ее на любую работу, сама увидишь, — предложила я. — Она гиперответственна, кристально честна и у нее совершенно потрясающий язык. Может, она потом где-нибудь подучится?
— Вообще-то есть библиотечный техникум, а в нем — заочное отделение, — задумчиво промолвила заинтригованная приятельница. — У нас там некоторые девочки учатся.
— Именно то, что надо, — возрадовалась я. — Сельская библиотека была бы лучше, но — нет подходов… Когда мне ее к вам прислать?
На работу Надю взяли с испытательным сроком. В конце его мне позвонила приятельница и спросила, все ли у Нади в порядке с головой. Я испугалась.
— А что, неужели не справляется?
— Справляется, справляется, только, понимаешь, она иногда плачет… И мы не знаем…
— Когда плачет? Почему?
— Ну вот на книги посмотрит, которые на тележке везет, ну, восемнадцатый там век или даже раньше, бывает, заказывают в читальный зал, и вдруг смотрим, у нее слезы на глазах. Это, по твоему, что значит?
— Не волнуйся, — успокоила я приятельницу. — Это потом пройдет. А плачет она — от благоговения.
— От чего?! От чего?! — опешила приятельница.
— Нам с тобой не понять… А как тебе язык?
— Потрясающе! У нас все просто балдеют. Сначала думали — придуривается, а как поняли… Тут один мужик с филологическим уклоном к ней зачастил, немолодой уже, с сединой — я думаю, что-то серьезное наклевывается. Ты говорила, у нее дочка есть. А с мужем как?
— С мужем — в разводе.
— Ну тогда все нормально.
Надя пришла ко мне спустя два месяца. Благодарить. Умеренно стесняясь, протянула цветы и коробку конфет. Я отметила это как огромный прогресс, спросила о делах. Совсем не стесняясь, Надя рассказала о работе, о том, что она до сих пор не может поверить, и о том, что уже готовится к экзаменам в техникум, которые будут еще через пять месяцев, но ведь она уже совершенно все забыла и надо будет походить на подготовительные курсы… Сказала и о том, что учительница совсем перестала жаловаться на Ксюшу, и недавно дочка даже решила у доски задачу и получила «пять». Потом Надя вдруг снова застеснялась.
— Говорите, Надя, говорите…
— Тут человек один… — совсем по-девчоночьи сконфузилась женщина. — Хороший человек, добрый, положительный. Правда, в годах уже… Я и думаю…
— Думайте, Надя, думайте. И решайтесь. У нас с вами сейчас не психотерапия, и даже не консультация, поэтому я дам вам совет, хотя вообще-то я советов, как вы знаете, не даю. Если решитесь, обязательно раз в месяц устраивайте мужу скандалы. И обязательно ревнуйте. Наплевать, что в годах, ему лестно будет. Иногда плачьте и обижайтесь по пустякам, пусть он вас утешает. И непременно хоть иногда повышайте голос, орите, шипите, ругайтесь. Не говорите все время, как народная сказительница. От этого рехнуться можно! И сбежать!
— Вы думаете, так правильно будет? — улыбнулась Надя. — Хорошо, я попробую.
Когда она вышла, я чувствовала себя так, словно собственными руками уничтожила уникальный список «Слова о полку Игореве».
Глава 5
— Это совершенно ужасно! То есть я хочу сказать, что это совершенно ужасно выглядит! — печально, но энергично сказала молодая хорошо одетая женщина. Она сидела на стуле, прижимая к себе дорогую сумку из хорошей кожи и теребила-перебирала ее длинный ремень.
Ее дочь со сказочным именем Василиса сидела в кресле напротив меня. У девочки было приятное, несколько простоватое лицо, крупные правильные черты, плотно сбитая фигура и крепкие ноги, туго обтянутые белыми колготками. На Василисе было также тяжелое широкое платье из темно-зеленого бархата с белым кружевным воротником и кружевными же манжетами. И воротник, и манжеты выглядели туго накрахмаленными. Больше всего на свете Василиса напоминала только что прошедшую превращение Царевну-лягушку, в которой еще сохранилось что-то отчетливо лягушачье.
Мама Василисы рассказывала просто, без излишней экзальтации, но с идущими к делу эмоциями, именно так, как, в общем-то, и должен строить свой рассказ умственно и эмоционально полноценный человек. Слушать ее было приятно, хотя тема рассказа к тому вроде бы не располагала. Дочь слушала очень внимательно, никаких реплик и даже жестов себе не позволяла. Хотя речь шла именно о ней.