— Окститесь! — скривил бескровные губы печальный сатир. — Комбинации продумывает наш Гроссмейстер. Он мастер на такие штуки! А я — так, скромный исполнитель на одном из промежуточных этапов. И я, и Пифагор, и даже Администратор — не более чем рядовые исполнители. Как говорится, было бы болото, а черти найдутся!
— Кстати о чертях! — переключился Зорин. — Не слишком ли мы все разношерстные для одного болота? Вы, я, Администратор… Один Пифагор чего стоит!
— Да, Пифагор — еще та штучка! — усмехнулся профессор. — Каждый месяц строчит на меня доносы Администратору. И при этом самого же Администратора подсидеть норовит, паскудник.
— Даже так? — подивился Зорин. — И что же он про вас доносит такое компрометирующее?
— Известно что! Что интеллигент гнилой. Что пятая колонна. Что сын убийцы в белом халате. Что яблочко от яблони… В общем, примитив и скукотища жуткая!
— А Администратор что же?
— А ничего! Смеется Администратор.
— Так зачем же этот гусь пишет, если Администратор все равно не реагирует? — не понял Зорин.
— А не может он не писать. Микеланджело не мог не ваять статуй, Бетховен — не сочинять симфоний, а Пафнутьич не может не кропать доносов, не вскрывать, не разоблачать. Муза у него такая! У нас на Руси эта муза едва не каждого второго вдохновляет!
— Так как же вы с этим чмошником — в одной команде? — настаивал Зорин. — Это ж не соратники получаются, а пауки в банке! Согласно закону Авогадро!
— Это ж, дорогой мой центрфорвард, команда, а не казарма, где — все, как один! — вздохнул Фабиан. — Вселенная не терпит пошлого коллективизма.
— Убейте — не понимаю! — упорствовал Зорин. — А где же единство целей? Где смысл?
— Смысл? — желчно переспросил Фабиан. — Успокойтесь, нет никакого смысла. Помните — «бессмысленный и тусклый свет»?
— Ну, разумеется! — пошел Зорин в контратаку. — Это я усвоил еще по вашей первой лекции! «Жизнь — надоевший преферанс!» Так стоит ли вообще жить в таком разе?
— Так ведь нас никто и не неволит. Не нравится — не живите! Распорядитесь уж как-нибудь сами своей жизнью или своей смертью. Если, понятное дело, кишка не тонка…
Когда Зорин, наконец, решился завершить свой гуманитарный визит, Фабиан вздохнул с облегчением.
Заперев за гостем дверь, он осторожно, как ящик с богемским хрусталем, опустил свой таз на кушетку. У профессора Шереметева чертовски болели тестикулы!
Глава двадцать первая
Человек, уставший убегать
— Нюшка, тебе тут хмырь какой-то названивал. Вот, оставил номер, чтобы ты ему сама брякнула!
Анабелла гордо проигнорировала и «Нюшку», и «хмыря», и саму Секретаршу Его Редакторского Величества. Она молча взяла листок с записанными цифрами, придвинула к себе Венерин телефон и накрутила диск номеронабирателя:
— Алло! Александр Алексеевич? Добрый день! Это Анабелла. Спасибо, что не забыли меня!
— Ну что вы, Анабелла! Разве вас можно забыть? — раздался в трубке оживленный голос «старого лешего» Сан Сеича. — А я вот прикатил на пару дней в город. Дай, думаю, позвоню новой знакомой, перекинусь хоть парой слов. А то, может, повидаемся? Если вам, конечно, время позволяет…
— Ну разумеется позволяет! И разумеется, диабло побери, повидаемся! — рассмеялась Анабелла. — А… — она покосилась на деланно безразличную лисью мордочку секретарши, — нашего общего друга вы тоже позвали?
— Викторыча? — голос на том конце провода напрягся. — Нет. Не позвал. Знаете, Анабелла, что-то мне не хочется его… — Сан Сеич замешкался, подыскивая нейтральное слово, — беспокоить.
Анабелла тотчас ушла в сторону от неприятной для собеседника темы:
— Значит, решено: встречаемся вдвоем! Где и когда?
— А чего откладывать? Давайте сегодня вечером! Скажем, в восемь часов. Как, подойдет?
— Вполне! — улыбнулась Анабелла. — И где же?
— Давайте в Таврическом саду. Справа от входа с Потемкинской, в районе памятника Есенину. Договорились? Ну, тогда — до встречи!
Она положила трубку и, не глядя на изнывающую от любопытства Венерку, покинула приемную.
До назначенного срока оставалось еще добрых полчаса, а Сан Сеич уже курсировал по Таврическому, окидывая взором окрестные аллеи.
Его внимание привлекла двигающаяся навстречу странноватая процессия. Впереди на кривых лапах ковылял питбуль-терьер, по случаю февральского мороза облаченный в комбинезон камуфляжной расцветки: не собака, а спецназовец! За псом, вцепившись в поводок, шествовал хозяин — плешивый и плюгавый мужичонка. Старые советские фильмы подобной внешностью наделяли какого-нибудь младшего бухгалтера, трепещущего перед начальством и собственной супругой. Но этот «мужичок с ноготок» на окружающих взирал со скучающим небрежением и, кажется, ощущал себя не мышкой, а вовсе даже львом. Причастность мужичонки к царям природы наглядно удостоверяли двое амбалов, двигавшихся почетным эскортом в двух шагах от босса.