Ваш покорный слуга кот

Тут уж даже Мэйтэй, несмотря на весь свой апломб, замолчал. Видимо, он решил, что с хозяином не столкуешься. А хозяин решил, что Мэйтэй сдался, и очень обрадовался. В глазах Мэйтэя хозяин пал из-за своего упрямства, а хозяин думал, что с помощью упрямства возвысился над Мэйтэем. В жизни часто повторяется такая дурацкая ситуация. Какой-нибудь человек считает себя победителем, а в действительности его акции все больше и больше падают. Упрямец до самой смерти своей считает, что совершил подвиг, и даже не подозревает, что все окружающие презирают его за упрямство. Невероятно, но факт. Упрямец счастлив. Такое счастье называется счастьем свиньи.

– Итак, — сказал Мэйтэй — завтра ты пойдешь?

– Обязательно пойду. Он сказал — до девяти, так что часов в восемь я отправлюсь.

– А твои уроки?

– Пропущу, — объявил хозяин с бешеной отвагой. — Подумаешь, уроки!

– Ого, как ты расхрабрился! А за это ничего не будет?

– Ничего. Я же на окладе. У меня не вычтут. Все будет в порядке.

Да, хитер хозяин, хитер. Но зато и наивен.

– Ну, ладно. Пойдешь, значит. А дорогу знаешь?

– Откуда мне знать? — раздраженно сказал хозяин. — Рикша довезет.

– Ну, знаешь… Просто поражаюсь. Ты в Токио совсем как мой дядя.

– Поражайся сколько угодно.

– А известно ли тебе, в каком необыкновенном месте расположено управление Нихондзуцуми? В Иосивара!

– Что?

– В Иосивара!

– Это где публичные дома?

– Вот именно. В Токио только один район Иосивара. Так что ты будешь делать?

Хозяин было приуныл, но тут же воскликнул с совершенно неуместным пылом:

– Пусть Иосивара, пусть публичные дома! Раз я сказал, что пойду, значит пойду!

Упрямство глупцов общеизвестно.

Мэйтэй-кун сказал только: «Ну сходи, сходи, тебе будет интересно». Эпизод с взволновавшим хозяина появлением сыскного агента на этом закончился. Мэйтэй поболтал еще немного в обычной своей манере, а потом сказал: «Надо идти, а то дядя рассердится», — и отправился домой.

После ухода Мэйтэя хозяин наскоро поужинал, затем снова закрылся в кабинете и, сложив руки на груди, стал размышлять:

«Докусэн-кун, которым я восхищался и которому собирался подражать, оказался человеком недостойным. Во всяком случае, так говорит Мэйтэй-кун. Более того. Провозглашаемое им учение оказывается лишенным здравого смысла и, опять-таки по словам Мэйтэя, принадлежит к числу учений идиотских. Среди учеников Докусэна уже есть двое сумасшедших. Если я не проявлю должной осторожности, то тоже могу пойти по их пути. Человек, которого я принял за великого эрудита, оказался самым обыкновенным сумасшедшим. И звать его вовсе не Страж Небесной Справедливости, а Татимати Робай, и проживает он в психиатрической больнице в Сугамо. Даже если допустить, что Мэйтэй и на сей раз сделал из мухи слона, совершенно очевиден тот факт, что Татимати пользуется большим авторитетом в палате маньяков и считает себя князем справедливости. А может быть, и я немножко того?… Ведь говорят же, что рыбак рыбака видит издалека. И если меня восхищают теории сумасшедших… во всяком случае, я выражаю сочувствие их словам и письмам… то не являюсь ли и я таким же сумасшедшим? Ведь вполне возможно, что, живя по соседству с таким вот сумасшедшим, я мог бы пробить отверстие в стене и весело беседовать с ним, сидя колено к колену. Дело принимает страшный оборот. С недавних пор меня самого поражают невероятные взлеты и странные метаморфозы моей мысли. Оставим в стороне функции моего мозга и возьмем только его волевые движения — сколько непонятного получается, когда они претворяются у меня в слова! Язык мой не ощущает вкуса воды, тело нечувствительно к дуновению ветра, зубы мои воняют, а макушка зудит. Значит, со мной творится что-то неладное. Не исключено, что я уже полноценный пациент для Сугамо. Хорошо еще, что я пока никого не поранил и не натворил ничего такого, что могло бы нанести вред обществу. Только поэтому меня еще терпят в городе и пока не выкинули из Токио. Нет, тут уже не до пассивности или активности, тут в первую очередь надо проверить пульс. Кажется, пульс нормальный. Может быть, жар? Нет, кажется, помрачение ума еще не наступило. И все-таки мне страшно.