Ваш покорный слуга кот

– Да нет, не о том, как продавал.

– Тем более.

– Как же мне быть? Только ты один, Тофу-кун, слушаешь. Не так интересно рассказывать. Ну, что же, расскажу коротко дальше.

– Можешь рассказывать обстоятельно, — сказал Тофу-кун. — Я слушаю с большим удовольствием.

– Итак, с большим трудом я приобрел скрипку. Но где ее держать? Товарищи часто приходили ко мне, и если ее повесить или поставить у сёдзи, ее немедленно обнаружат. Можно было бы выкопать яму и спрятать в землю, но это не так-то просто.

– Так куда же ты ее спрятал? На чердак?

– Чердака не было. Дом ведь простой, крестьянский.

– Вот, наверное, ты поволновался. И куда же спрятал?

– Догадайся.

– Не знаю. В шкаф?

– Нет.

– Завернул в одеяло и спрятал на полку?

– Нет.

Пока Тофу-кун пытался догадаться, куда была спрятана скрипка Кангэцу-куна, хозяин окликнул Мэйтэя:

– Слушай, как это читается?

– Что?

– Вот, вторая строка.

– Где? Ага… Так ведь это по-латыни.

– Сам знаю, что по-латыни. Я спрашиваю, как читается?

Мэйтэй, почуяв опасность, попытался увильнуть.

– Но ты же всегда говорил, что читаешь по-латыни.

– Читаю, конечно. Ты мне переведи.

– Как так «читаю, конечно, ты мне переведи»?

– Все равно как. Я прошу тебя перевести на английский. Ну-ка!

– Что еще за «ну-ка»? Что я тебе — прислуга, что ли?

– Не важно. Ты переведи.

– Знаешь, давай оставим латынь. Послушаем лучше поучительную историю Кангэцу-куна. Он сейчас рассказывает самое интересное. Решающий момент! Самый опасный! Обнаружат или не обнаружат его скрипку? — И Мэйтэй с видом чрезвычайно заинтересованным поспешно вернулся к группе любителей скрипки.

Хозяин был безжалостно покинут, а Кангэцу-кун продолжал:

– В конце концов я спрятал ее в старую корзину! Да, да, в корзину, которую подарила мне моя бабушка, когда я уезжал в колледж. Эта корзина была когда-то приданым бабушки.

– Вот уж старье… Что-то она не очень подходит для скрипки эта корзина. Как ты думаешь, Тофу-кун?

– Да, как-то не подходит.

– Чердак тоже не подходит, — отпарировал Кангэцу.

– Ничего, ты не огорчайся. Хоть и не подходит, зато можно сочинить стих: «Тоскливой осенью прячу скрипку в корзину» Как, господа?

– Вы сегодня много сочиняете, сэнсэй, и всё старинные стихи в одну строчку.

– Да разве только сегодня? Стихи возникают в моей голове постоянно. Даже покойный поэт Масаока Сики щелкал от изумления языком, когда слушал мои стихи.

– О сэнсэй, вы были знакомы с господином Сики? — восхитился наивный Тофу-кун.

– Нет, лично знаком не был, но мы читали друг другу свои стихи по беспроволочному телеграфу, — нашелся Мэйтэй.

Удивленный Тофу-кун замолчал, а Кангэцу-кун, посмеявшись, снова устремился вперед.

– Итак, я нашел место, где прятать скрипку. Тогда встал другой вопрос: как ею воспользоваться? Если бы можно было ограничиться тем, чтобы, закрывшись от людей, доставать ее время от времени из корзины и любоваться ею, все было бы просто. Но ведь не для любования же я ее купил! Она предназначена для того, чтобы по ней водили смычком. Но когда по ней проводят смычком, она издает звук. А как только она издаст звук, ее немедленно обнаружат. К тому же с южной стороны за изгородью жил сам главарь «утопленников».

– Как скверно, — выразил сожаление Тофу-кун.

– Да, конечно, это было скверно. Звук сразу выдал бы тебя, — сказал Мэйтэй. — Можно украдкой есть и пить, делать фальшивые деньги, но заниматься украдкой музыкой невозможно.

– Если бы она не издавала звуков, я бы как-нибудь управился…

– Погоди-ка. Вот ты говоришь: «Если бы она не издавала звуков». Есть вещи, которые невозможно скрыть, хотя они и не издают звуков. Давно уже, когда мы жили в храме Коисикава и сами для себя готовили пищу, с нами вместе жил некий Судзуки Тоосан. Он страшно любил мирин[181]. Он покупал мирин и пил его целыми бутылками. И вот однажды, когда Тоо-сан отправился куда-то на прогулку, Кусями-сэнсэй украдкой выпил…

– На кой мне черт мирин этого Судзуки? — заорал вдруг хозяин. — Это ты сам выпил!

– Гм… Я думал, ты книгу читаешь. Думал, можно рассказывать спокойно. А ты, оказывается, все-таки слушаешь? С тобой нужно ухо держать востро. Это про таких, как ты, говорят: «Все слышит й видит за восемь кварталов». Впрочем, ты прав. Я тоже пил этот мирин. Это правильно, я пил. Но ведь поймали тебя! Одним словом, господа, слушайте. Вообще Кусями-сэнсэй пьет плохо. Но тут он дорвался до чужого и выпил сколько влезло. Какой это был ужас! Вся физиономия у него опухла и покраснела. На него страшно было смотреть!

– Замолчи! Латыни не знает, а туда же…

– И вот вернулся Тоо-сан. Потряс он бутылку, видит — половины нет. Он сразу понял, что это кто-то из нас, и принялся нас осматривать. Видит, Кусями-куна скрючило в углу. Он весь красный, как лакированная кукла…

Тофу, Кангэцу и Мэйтэй захохотали. Захихикал и хозяин, не поднимая головы от книги. Не смеялся лишь Докусэн-кун. Видимо, он устал от умственного напряжения над доской и теперь спал, уронив голову на доску и похрапывая.