Ваш покорный слуга кот

Служанка подвинула к нише ситцевый дзабутон[114] и, сказав гостю: «Пожалуйте сюда», — удалилась. Оставшись один, Судзуки-кун огляделся по сторонам. Осмотрев висевшую в нише картину, полюбовавшись цветущими ветками вишни, поставленными в дешевую вазочку, он перевел взгляд на дзабутон, предложенный ему служанкой, и обнаружил, что на нем преспокойно восседает неизвестно откуда появившийся кот. Читатель, очевидно, догадался, что это был я собственной персоной. И тут в душе Судзуки-куна разыгралась буря. Однако он так тщательно старался скрыть внутреннее волнение, что по его лицу никак нельзя было понять, что творится у него в душе. Дзабутон ведь был предложен Судзуки-куну, но, раньше чем он успел воспользоваться любезным предложением служанки, дзабутоном без зазрения совести завладело какое-то странное животное. Это было первым обстоятельством, нарушившим душевное равновесие Судзуки-куна. Другое дело, если бы Судзуки-кун, желая подчеркнуть свою скромность, преднамеренно отказался бы от дзабутона и предпочел ему жесткую циновку. Но ведь Судзуки-кун был далек от того, чтобы уступать дзабутон наглому коту. Если бы речь шла о человеке, тогда другой разговор, но бесцеремонность кота вывела его из равновесия. Настроение гостя окончательно испортилось — подумать только: его место занял кот. Это было вторым обстоятельством, нарушившим душевное равновесие Судзуки-куна. А поведение этого кота?! Оно приводило Судзуки-куна в бешенство. Вместо того чтобы понять свою оплошность и попытаться исправить положение, кот развалился с надменным видом на дзабутоне, на который не имел ровно никакого права, и уставился своими круглыми недружелюбными глазищами прямо в лицо Судзуки-куна, словно спрашивая: «А ты кто такой?» Это было третьим обстоятельством, нарушившим равновесие. Если ему не нравится, как я себя, веду, то взял бы и стащил меня за загривок, но нет, Судзуки-кун только молча смотрел на меня. Не может быть, чтобы такая важная персона, как человек, вдруг испугалась кота и не пустила в ход руки. Тогда почему же он не излил накопившийся гнев и не наказал меня? Думается, что причиной этого — исключительно чувство собственного достоинства, которое обязывает Судзуки-куна, как отдельного индивидуума, стремиться не уронить престиж человека. Если говорить о физической расправе надо мной, то это под силу даже маленькому ребенку, не говоря уже о таком взрослом мужчине, как Судзуки-кун. Очевидно, все дело в престиже, который не позволяет даже правой руке Канэда-куна — Судзуки Тодзюро наказать дерзкого кота за явное пренебрежение к его персоне. Пусть поблизости никого не было, все равно ему было не к лицу учинять драку с котом и тем самым подрывать свое человеческое достоинство. В конце концов это было бы даже смешно. Лучше некоторые неудобства, чем позор. Однако чем больше Судзуки-куну приходилось терпеть, тем сильнее росла в его душе ненависть к коту, а поэтому, поглядывая время от времени в мою сторону, он сердито хмурил лицо. Мне же доставляло удовольствие смотреть на кислую физиономию Судзуки-куна, и я изо всех сил старался удержаться от смеха и сохранить невозмутимый вид.

Пока мы с Судзуки-куном разыгрывали эту пантомиму, в комнату, поправляя на себе одежду, вышел хозяин. «Ба!» — воскликнул он, садясь. Судя по тому, что теперь он не держал в руках визитную карточку, можно было заключить, что имя Судзуки Тодзюро-куна отправлено в бессрочную ссылку в зловонное место. Не успел я подумать: «Ох, и страшная же участь выпала на долю визитной карточки», как хозяин с криком «черт бы тебя побрал» схватил меня за шиворот и в мгновение ока вышвырнул на галерею.

– Ну-ка, присаживайся. Просто глазам своим не верю. Когда ты приехал в Токио? — И хозяин протянул дзабутон своему старому другу. Судзуки-кун принял дзабутон, положил его другой стороной и только после этого решился сесть.

– Был очень занят, а поэтому не давал о себе знать. Меня ведь перевели в Токио, в главную контору…

– Прекрасно, мы так давно не виделись. Пожалуй, с тех самых пор, как ты уехал в провинцию.

– Да, скоро исполнится десять лет. Вообще-то мне приходилось бывать в Токио, но все дела, дела, ты уж извини, пожалуйста. Не сердись. Компания — не то что гимназия — вечно бываешь занят.

Хозяин оглядел гостя с ног до головы и сказал:

– А ты здорово изменился за эти десять лет.

Судзуки-кун причесывался на прямой пробор, носил модный костюм английского покроя с красивым ярким галстуком, а на груди у него даже поблескивала золотая цепочка — ни за что не поверишь, что это старый приятель Кусями-куна.

– Да, теперь даже вот такие штучки приходится носить, — произнес Судзуки-кун, указывая на цепочку.

– Настоящая? — позволил себе усомниться хозяин.

– Еще бы, семьдесят вторая проба, — смеясь, ответил Судзуки-кун. — Ты тоже очень постарел. У тебя, кажется, дети были. Один?

– Нет.

– Двое?

– Нет.

– Как нет? Трое, значит?

– Да, трое. И неизвестно, сколько их еще будет.

– Ты все такой же беспечный. Сколько самому старшему? Уже, наверное, порядочно.