Ваш покорный слуга кот

— Знаете, шампанское по четыре или пять иен — это не шампанское. Я буду угощать не такой дешевкой. Так вы сочините мне музыку?

— Сочиню. Даже за бутылку по двадцать сэн сочиню. Даже даром сочиню.

— Нет, даром я принять не могу. Я обязательно должен отблагодарить. И если вам не нравится шампанское, то как вам понравится вот это? — Он достал из внутреннего кармана десяток фотографий и разбросал по циновке. Это были портреты девиц самого нежного возраста в хакама, в фури-содэ, с высокими прическами. — Вот сколько у меня кандидаток, сэнсэй. Я могу отблагодарить Кангэцу-куна и Тофу-куна, посватав их за любую из них. Как вам нравится вот эта? — спросил он, тыча в лицо Кангэцу одну фотографию.

— Хороша. Сосватайте меня за нее.

— И эта?

— И эта хороша. За нее тоже сосватайте.

— Так за какую же из них?

— За любую.

— Ох, какой вы любвеобильный! Сэнсэй, а вот эта — племянница одного профессора.

— Да?

— У нее замечательный характер, и она очень молода. Ей всего семнадцать. Приданое — тысяча иен. А эта — дочь губернатора.

— А нельзя ли будет жениться сразу на всех?

— Сразу на всех? Что вы! Вы проповедуете многоженство?

— Я не сторонник многоженства. Просто я любитель женщин.

— Ну, хватит, — сказал хозяин. — Убирай отсюда эти штучки, да поживее…

— Значит, ни одна не подходит? — уныло спросил Сампэй-кун и снова спрятал фотографии обратно в карман.

— Что это за пиво?

— Это вам гостинец. В честь предстоящей свадьбы. Купил в лавочке на углу. Прошу отведать.

Хозяин хлопнул в ладоши и приказал служанке откупорить бутылки. Пятеро господ — хозяин, Мэйтэй, Докусэн, Кангэцу и Тофу — торжественно подняв стаканы, поздравили Сампэй-куна с предстоящим счастливым браком. Сампэй-кун был вне себя от восторга.

— Господа, я приглашаю вас всех на свадьбу. Надеюсь, вы не откажетесь?

— Я не приду, — сразу сказал хозяин.

— Почему? Ведь такой торжественный случай раз в жизни бывает. Как же вы не придете? Это же бессердечно!

— Нет, не бессердечно, и я не приду.

— Может быть, у вас нет приличного костюма? Если вам нужны хаори и хакама, я устрою. Надо же хоть изредка выходить на люди, сэнсэй. Я вас познакомлю со знаменитостями.

— Нет, я не приду.

— У вас желудок исцелится.

— Пусть даже не исцелится.

— Ну, раз вы так заупрямились, делать нечего. А вы?

— Я? — сказал Мэйтэй. — Обязательно приду. Если это возможно, я бы даже хотел быть сватом. «Шампанским прославляют торжество в весенний вечер…» Что? Сват — Судзуки То-сан? Вон в чем дело… Впрочем, я так и думал. Ну что же, делать нечего. Двух сватов — слишком много. Ладно, буду как обыкновенный гость.

— А вы как?

— Я? — сказал Докусэн-кун. — «Веду тихую жизнь под луной, а в бамбуковой роще ветер свистит. Но взаимна дружба людей — белобородых старцев и краснощеких юнцов».

— Что это? Из сборника китайских стихов?

— Я и сам не знаю.

— Не знаете… Жаль. А вы, Кангэцу-кун, конечно, будете обязательно? Вы ведь знакомы с невестой…

— Обязательно. Должен же я прослушать свою музыку в исполнении оркестра.

— Да, разумеется… А вы, Тофу-кун?

— Как вам сказать… Хотелось бы присутствовать и прочитать вам новые стихи.

— Это очень приятно. Сэнсэй, мне никогда в жизни еще не было так приятно. И с вашего разрешения я выпью еще стакан пива.

Он принялся за пиво, которое принес в подарок хозяину, и совершенно побагровел.

Короткий осенний день начал наконец клониться к вечеру. Я поглядел на жаровню. В жаровне валялись груды окурков. Огонь уже давно погас. И даже этим беззаботным людям стало, по-видимому, скучно.

— Смотрите-ка, — сказал Докусэн-кун. — Уже поздно. Я иду домой.

Он поднялся. Вслед за ним поднялись все остальные. Они ушли, и в гостиной стало скучно, как в театре после спектакля.

Хозяин поужинал и удалился в кабинет. Хозяйка, кутаясь от холода, принялась штопать застиранное тряпье. Дети уснули возле нее. Прислуга ушла в ванную.

Все эти люди кажутся беззаботными, но постучите по донышку их души, и вы услышите какой-то печальный отзвук. И ноги прозревшего Докусэн-куна ступают только по земле. Возможно, Мэйтэй-куну живется легко, но и его мир не так прекрасен, как принято изображать на картинах. Вот и Кангэцу-кун бросил обтачивать свои шарики и привез из провинции жену. Все идет своим чередом. Но когда то, что идет своим чередом, тянется до бесконечности, становится как-то тоскливо. И лет через десять Тофу-кун, наверное, осознает, каким он был дураком, когда раздаривал свои стихи направо и налево. О Сампэй-куне трудно сказать, будет он жить в воде или в лесах. Хорошо, если бы он всю жизнь мог радоваться, угощая людей шампанским. А Судзуки То-сан будет катиться все ниже и ниже и будет пачкаться все больше и больше. Но и по уши в грязи он будет более сыт, чем те, кто не умеет катиться.