Ваш покорный слуга кот

— Что же делать, ведь она совсем ослабеет, если не будет есть.

— Ваша правда. Мы вот и то — не поедим день, так на следующий и работать не можем.

Из ответа служанки следовало, что она считает кошку существом куда более благородным, чем она. Наверное, и правда, в этом доме кошка важная персона.

— А к врачу ты ее носила?

— Конечно. Только врач попался какой-то странный. Захожу я с Микэ на руках к нему в кабинет, а он: «Что, простудилась?» — и хочет пощупать мне пульс. Да нет, говорю, больная не я, а вот, — и показываю ему Микэ. Он рассмеялся и говорит: «Я в кошачьих болезнях не разбираюсь. Поменьше носись с ней, и она мигом поправится». Ох и жестокий человек, правда? Я рассердилась: «Не хотите смотреть — не надо, а смеяться нечего. Для меня эта кошка дороже всего на свете». Посадила Микэ за пазуху и прямо домой.

— Так-с…

«Слово— то какое мудреное „так-с“, у нас в доме ничего подобного не услышишь. Нужно состоять в родстве с какой-то там Тэнсёин-сама, чтобы так говорить. Уж очень изысканное словцо», -с восхищением подумал я.

— Жалуются они все на что-то, и теперь у них горлышко болит. От простуды кто угодно закашляет…

Речь служанки была отменно вежливой, недаром она состоит в горничных у особы, имеющей отношение к Тэнсёин-сама.

— К тому же в последнее время появилась какая-то новая болезнь, туберкулез легких называется, что ли…

— И правда, сейчас что ни день, то новая болезнь: туберкулез, чума; все время надо быть начеку.

— Мы в старину о таких напастях и не слыхивали. Ты тоже будь осторожнее.

— Конечно, конечно.

Служанка была очень растрогана.

— Как же она могла простудиться, ведь вроде не так уж часто и на улицу выходит…

— Вы знаете, у них в последнее время завелся плохой приятель, — с торжественным видом, словно поверяя государственную тайну, произнесла служанка.

— Плохой приятель?

— Да, такой неопрятный кот, живет у учителя на проспекте.

— У того самого учителя, который каждое утро кричит не своим голосом?

— Вот именно, когда он умывается, всегда орет, как резаный гусак.

«Орет, как резаный гусак» — очень образное выражение. У моего хозяина есть такая привычка: когда он полощет по утрам в ванной рот, то постукивает зубной щеткой по горлу и издает при этом весьма странные звуки, нисколько не беспокоясь о том, что они могут быть неприятны окружающим. Когда он не в духе, то гогочет изо всех сил, а если настроение у него хорошее, это гоготание становится еще громче. Одним словом, плохое ли у него настроение, хорошее ли — он, не переставая ни на секунду, орет свое «га-а, га-а». Жена хозяина уверяет, что раньше у него не было такой привычки, но однажды, после того как они поселились здесь, он неожиданно загоготал и теперь уже ни один день не обходится без этого. Что и говорить, привычка не из приятных, и мы, кошки, никак не можем взять в толк, почему он упорно продолжает проделывать это каждое утро. Впрочем, дело не в этом, уж очень меня укололи слова «неопрятный кот», и я стал слушать еще внимательнее.

— Не знаю, что за заклинания он выкрикивает таким голосом. До Реставрации [37] даже слуги — и те имели понятие об этикете, и никто в усадьбах не умывался подобным образом.

— Ах, ах, ну конечно же!

Служанка слишком часто приходила в восторг, и тогда ахам да охам не было конца.

— Ничего удивительного, что у такого хозяина и кот бродяга, ты его поколоти слегка, когда он придет в следующий раз.

— Непременно поколочу. И не иначе как из-за него заболела наша Микэ. Уж я непременно отомщу ему за это.

«В каком ужасном преступлении ты меня обвиняешь, — подумал я. — Теперь мне нельзя без особой надобности показываться тебе на глаза». Так и не повидавшись с Микэко, я вернулся домой.

Хозяин сидел в кабинете и что-то усердно писал. Он, должно быть, страшно рассердился бы, если бы я рассказал ему, что о нем думают в доме учительницы музыки, но, как говорят, блажен тот, кто не ведает, — что-то бормоча себе под нос, он изо всех сил старался придать себе вид святого поэта.

И тут неожиданно явился Мэйтэй-кун, тот самый Мэйтэй-кун, от которого только что получено письмо, где он извещает хозяина о своей занятости и сожалеет, что не может лично поздравить его с Новым годом.

— Наверное, какое-нибудь синтайси сочиняешь? Покажи, если что-нибудь интересное, — сказал он.

— Угу, — нехотя произнес хозяин. — Вот неплохой рассказ попался, дай-ка, думаю, переведу.

— Рассказ? Чей рассказ?

— Не знаю чей.

— Неизвестного автора? Что ж, и у неизвестных авторов бывают очень хорошие вещи, вовсе не следует относиться к ним пренебрежительно. А где был напечатан этот рассказ?

— Во втором томе школьной хрестоматии, — как ни в чем не бывало ответил хозяин.

— Во втором томе хрестоматии? При чем здесь хрестоматия?

— А при том, что замечательное произведение, которое я перевожу, входит как раз во второй том хрестоматии.

— Брось шутить! Ты, верно, задумал отомстить мне за павлиньи языки.

— Я не такой лгун, как ты, — ответил хозяин и покрутил ус. Он оставался совершенно невозмутимым.