Ваш покорный слуга кот

— И вы смеетесь надо мной… Возьмите и объясните сами, если знаете, злой вы человек, — напустилась хозяйка на Мэйтэя.

— С чего вы взяли, что я смеюсь над вами; я не способен на такие вещи. Просто мне показалось, что седьмой Тарукин звучит не совсем обычно… Постойте, седьмой римский царь… э-э, как его… точно не помню, но, кажется, это был Тарквиний Гордый. Ну, да неважно… Так что же случилось с этим царем?

— Как-то к нему пришла женщина с девятью книгами и предложила купить их у нее.

— Так, так.

— «За сколько же ты их продаешь?» — спросил царь. Та назвала очень высокую цену. «Это слишком дорого, — сказал царь, — может, уступишь немного?» Женщина тут же взяла три книги и бросила их в огонь.

— Это она зря.

— А в книгах тех были написаны не то предсказания, не то еще что-то, чего нигде больше нельзя было найти.

— Ой, ой, ой.

— Царь подумал: «Раз из девяти книг теперь осталось только шесть, то и цена, наверное, меньше стала», — и спросил: «Сколько же ты просишь за шесть книг?» Женщина назвала прежнюю цифру и не хотела уступить ни мона [53]. «Это же грабеж!» — возмутился царь, но желание приобрести эти книги, видно, не покидало царя, и он спросил: «А за сколько ты продашь три книги?» — «За ту же цену, что и все девять». Из девяти книг осталось шесть, потом только три, а цена не уменьшилась ни на рин. «Чего доброго, и последние три окажутся в огне», — подумал царь, перестал торговаться и, заплатив большие деньги, купил уцелевшие от сожжения книги… «Ну, надеюсь, ты поняла теперь, что значат книги», — старался всеми силами объяснить муж, но мне по-прежнему невдомек, в чем их ценность.

Изложив свою точку зрения, хозяйка дала понять Мэйтэю, что ждет от него вразумительного ответа. Однако тут даже Мэйтэй, видимо, оказался в тупике. Он вытащил из рукава кимоно носовой платок и принялся дразнить меня, потом, словно надумав что-то, воскликнул:

— Однако, хозяюшка! Ведь его только потому и считают ученым, что он без разбору покупает книги и загромоздил ими весь дом. Недавно о Кусями-куне писали в одном литературном журнале.

— Правда? — Хозяйка подалась всем телом вперед. Наверное, муж ей все-таки не совсем безразличен, если ее интересует, что о нем говорят. — И что же там писали?

— Немного, всего несколько строчек. Что Кусями-кун пишет так, как будто облака плывут по небу, как будто река катит свои воды.

Хозяйка радостно заулыбалась.

— И только?

— Дальше было вот что: «Только подумаешь, что вот-вот доберешься до истины, как вдруг все исчезает и растворяется в тумане».

Лицо у хозяйки в эту минуту было какое-то странное.

— Хвалили, наверное? — с беспокойством спросила она.

— Должно быть, хвалили, — произнес Мэйтэй и принялся с бесстрастным видом водить платком у меня перед глазами.

— Что ж, если книги нужны ему для дела, то тут ничего не поделаешь, но у него слишком много странностей.

«Ага, на этот раз повела наступление с другой стороны», — подумал Мэйтэй, а вслух сказал, уклончиво, чтобы и хозяйку не обидеть, и хозяина защитить:

— Да, он действительно несколько странный, да ведь они, то есть люди, занимающиеся наукой, все такие.

— Недавно приходит он из школы и говорит, что должен немедленно куда-то идти и что переодеваться поэтому не стоит. Потом, представляете, прямо в пальто садится на стол и принимается за еду. Дзэн [54] он поставил на котацу. Я сидела рядом с миской в руках, и мне было очень странно видеть такую картину…

— Он, наверное, в эту минуту был похож на воина, рассматривающего отрубленную голову врага, только вместо кольчуги этот воин одет в модное пальто. Однако это весьма характерно для Кусями-куна — во всяком случае, не банально. — Мэйтэй изо всех сил старался выгородить своего приятеля.

— Банально или нет — женщине все равно не понять, но что бы вы ни говорили, его поведение переходит всякие границы.

— Банальность — самое худшее, — продолжал Мэйтэй. Однако его ответ совершенно не удовлетворил хозяйку. Она вдруг переменила тон и строго спросила:

— Вот вы без конца твердите: банальность, банальность. А что это такое — банальность?

— Банальность? Банальность — это… Трудновато объяснить сразу…

— Если это такая неопределенная вещь, ваша банальность, то навряд ли она означает что-то хорошее, — с чисто женской логикой напустилась хозяйка на гостя.

— Почему же неопределенная? Здесь все определенно, просто трудно объяснить.

— Во всяком случае, вы называете банальностью все, что вам не нравится, — сама того не сознавая, хозяйка попала в самую точку. Обстоятельства сложились так, что Мэйтэю нужно было срочно что-то предпринимать в отношении банальности.

— Хозяюшка, — сказал он, — примером банальности могут служить люди, которым «нет еще двадцати восьми — двадцати девяти лет, которые всем довольны и живут легко и бездумно», а если сказано «стоит прекрасный солнечный день», то можете быть уверены, что они непременно «отправятся гулять на дамбу Сумитэй, прихватив с собой сакэ во фляге из тыквы».

Хозяйка ничего не поняла из этого объяснения.