Ваш покорный слуга кот

— В Сидзуока, да не просто живет. Он живет с теммагэ [68] на голове, я прямо поражаюсь. Когда ему говорят: «Наденьте шапку», — он гордо отвечает: «Хотя мне уже много лет, холод для меня никогда не был чувствительным настолько, чтобы надевать шапку…» «Холодно, поспите еще», — скажут ему, а он в ответ: «Человеку, чтобы выспаться, вполне достаточно четырех часов, спать больше — уже роскошь», — и встает затемно. Он хвастает: «Я тоже тренировался не один год, чтобы научиться спать не больше четырех часов, однако в молодости мне все время страшно хотелось спать. Теперь же я наконец вступил в такую пору жизни, когда могу сделать все, что захочу, и страшно доволен». Ведь вполне закономерно, что в шестьдесят семь лет у него пропал сон. Для этого не нужна ни тренировка, ни всякая другая чепуха. Но он убежден, что добился успеха исключительно благодаря силе самоотречения. Поэтому, выходя из дому, он непременно захватывает с собой железный веер.

— Что он с ним делает?

— Не знаю, просто берет, и все. Возможно, он использует его вместо стека. Недавно с ним произошла странная история, — продолжал Мэйтэй, на этот раз обращаясь уже к хозяйке.

— Что такое? — нехотя отозвалась та.

— Этой весной я неожиданно получил от него письмо: «Срочно вышли котелок и фрак». Такая просьба озадачила меня, и я поспешил сделать письменный запрос. Мне ответили, что котелок и фрак нужны для самого старика. Заказ был выполнен срочно, чтобы успеть к двадцать третьему числу, когда в Сидзуока будет отмечаться праздник победы. Однако в письме содержалась такая странная фраза: «Шляпу купи умеренной величины, мерку для фрака тоже выбери по своему усмотрению и закажи в „Даймару“»…

— Сейчас и в «Даймару» шьют европейское платье?

— Ах, сэнсэй, просто он спутал с «Сирокия».

— «Выбери мерку по своему усмотрению»… Это же очень трудно!

— Это в духе дядюшки.

— И как же ты поступил?

— А что же мне оставалось делать — выбрал по своему усмотрению и послал.

— Ты тоже хорош. Ну и что, размер подошел?

— Наверное, подошел, потому что в местной газете я читал, что в тот день Макияма Оо был в великолепном фраке, с этим самым железным веером…

— С веером он, по-видимому, никогда не расстается.

— Да, я собираюсь положить его дядюшке в гроб, когда он умрет.

— Хорошо хоть, что шляпа и фрак пришлись ему впору.

— Как бы не так. Я тоже полагал, что все в порядке, но через некоторое время оттуда пришла посылка. «Ишь ты, думаю, даже подарок какой-то прислали». Открываю — котелок. Тут же письмо: «Вы были очень любезны, выполнив мою просьбу, но котелок оказался немного велик. Не сочтите, пожалуйста, за труд и перешлите его шляпочнику, пусть уменьшит немного. Необходимые для этого деньги я отправлю почтовым переводом».

— Какой ты беспечный! — воскликнул хозяин, с величайшим удовлетворением узнав, что на свете есть кто-то еще более беспечный, чем он сам. Немного погодя он спросил: — Ну, а что потом?

— Потом? Потом я стал сам носить, что же еще оставалось делать?

— Эту шляпу-то? — хихикнул хозяин.

— И этот человек барон? — удивленно спросила хозяйка.

— Кто?

— Ваш дядя с железным веером.

— Да что вы!! Он ученый-конфуцианец. В молодости корпел над книгами китайских ученых и поэтому даже теперь, когда повсюду сияют электрические лампы, ни в какую не желает расставаться со своим тёммагэ, тут уж ничего не поделаешь, — отвечал Мэйтэй.

— Послушай, но ведь ты, кажется, говорил о бароне Макияма!

— Говорили, говорили, я тоже слышала из столовой, — единственный раз согласилась с мужем хозяйка.

— Ах, вон оно что, ха-ха-ха… — ни с того ни с сего рассмеялся Мэйтэй, потом с невозмутимым видом добавил: — Это все неправда. Да будь у меня дядя барон, я бы сейчас был по меньшей мере директором департамента.

— А я уж подумал, что за чертовщина, — сказал хозяин с радостным и взволнованным лицом. Его жена пришла в еще больший восторг.

— Ну и ну, — сказала она, — а вы частенько врете с серьезным видом, как сейчас? Оказывается, вы умеете лгать.

— Та женщина делает это еще лучше, чем я.

— Да вы тоже ей не уступите, что и говорить.

— Однако, хозяюшка, я лгу ради шутки, а эта женщина все говорит с особым умыслом, с подковыркой. Злокачественная ложь. Если перестать отличать неподдельное чувство юмора от обезьяньей мудрости интриги, то сам бог комедии будет вынужден пожалеть об отсутствии проницательного мужа.

Хозяин потупил взор и произнес:

— Ну, не знаю.

— А, все равно, — смеясь, ответила хозяйка.