— Интересно противопоставление сладкого и горького, это в стиле приправ и специй. Здесь выражено самобытное мастерство Тофу-куна, я преклоняюсь перед ним, — восхищался Мэйтэй, посмеиваясь над честным человеком.
Хозяин неожиданно ушел в кабинет и вскоре вернулся оттуда с исписанным листком и, будучи в здравом рассудке, произнес:
— Мы имели удовольствие ознакомиться с творчеством Тофу-куна, а теперь я вас прошу высказать свое мнение о небольшом рассказе, который я вам сейчас прочту.
— Если это эпитафия Тэннэн Кодзи, то мы уже утроили свое внимание.
— Будь добр, помолчи, Тофу-сан, я сам далеко не в восторге от этой вещицы, послушайте хотя бы ради потехи.
— С огромным удовольствием!
— Кангэцу-кун, ты тоже заодно послушай.
— Можно послушать и не заодно. Не слишком длинно, надеюсь.
— Около шестидесяти знаков.
И Кусями— сэнсэй приступил к чтению собственного шедевра.
«Дух Ямато! — воскликнул японец и закашлялся, словно чахоточный».
— Ошеломляющее начало! — похвалил Кангэцу-кун.
— «Дух Ямато! — кричит газетчик. Дух Ямато! — кричит карманщик. Дух Ямато одним прыжком перемахнул через море. В Англии читают лекции о духе Ямато! В Германии ставят пьесы о духе Ямато».
— Да, это почище «Дитя Природы» будет, — многозначительно произнес Мэйтэй.
— «Адмирал Того обладает духом Ямато. И рыботорговец Гин-сан обладает духом Ямато. И аферист, и шулер, и убийца обладают духом Ямато».
— Сэнсэй, добавьте, пожалуйста, что Кангэцу тоже обладает.
— «Спросили: „Что есть дух Ямато?“ Ответили: „Дух Ямато есть дух Ямато“, — и прошли, а через пять-шесть кэнов [112]
внушительно прокашлялись».— Великолепная фраза. У тебя литературный талант. Дальше.
— «Дух Ямато треугольный? Дух Ямато квадратный? Дух Ямато, как указано в названии, дух. А раз он дух — вечно колышется».
— Сэнсэй, все это очень интересно, но вам не кажется, что слишком часто повторяются слова «дух Ямато»? — заметил Тофу-кун.
— Согласен, — вставил Мэйтэй.
— «Все о нем говорят, но никто его не видел. Все о нем слышали, но никто не встречал. Возможно, дух Ямато одной породы с тэнгу».
Хозяин одним духом выпалил заключительную фразу и умолк.
Но шедевр оказался слишком коротким: слушатели не успели уловить основную его идею и ждали продолжения. Но сколько они ни ждали, хозяин не издал больше ни единого звука, и в конце концов Кангэцу-кун спросил:
— Это все?
— Гм, — коротко ответил хозяин. Ответ был весьма выразительным.
Как ни странно, этот шедевр не вызвал у Мэйтэя потока обычной болтовни. Мэйтэй лишь промолвил:
— Ты бы тоже собрал свои произведения в одну книгу, а потом посвятил бы ее кому-нибудь.
Хозяин согласился:
— Хочешь, тебе посвящу?
— Нет, благодарю покорно, — ответил Мэйтэй и молча принялся стричь ногти ножницами, которыми только что хвастался перед хозяйкой.
Кангэцу— кун спросил у Тофу:
— Ты что, знаком с барышней Канэда?
— Этой весной я пригласил ее на собрание нашего кружка, после чего мы подружились и теперь все время поддерживаем знакомство. При встрече с ней меня охватывает какое-то своеобразное чувство, под воздействием которого я с легкостью и удовольствием пишу стихи и песни. Вся любовная лирика в этом сборнике — а ее здесь много — обязана вдохновению, которое я черпаю из дружбы с прекрасным полом. Поэтому я должен от всей души поблагодарить эту девушку и, пользуясь случаем, решил посвятить ей этот сборник. Известно, что с древних времен не было поэта, который написал бы прекрасные стихи, не будучи связанным узами дружбы с женщиной.
— Да что ты, — ответил Кангэцу-кун, в его глазах заискрилась лукавая усмешка. И собранию пустомель бывает конец: огонь беседы постепенно угасал. Да и я не обязан целыми днями слушать их монотонную болтовню, поэтому я извинился и пошел во двор ловить богомолов. Солнце клонилось к западу, его лучи пробивались сквозь густую листву павлоний и ложились на землю яркими бликами, а на стволах самозабвенно стрекотали цикады. Возможно, к вечеру соберется дождь.
Глава VII