«Ваш во имя революции»

В Нью-Йорке Джек встретился со своим издателем Джорджем Г. Бреттом, главой фирмы «Макмиллан». Тот положительно отнесся к предложению Лондона написать книгу о жизни лондонских бедняков. Он хорошо знал, что публика проявляет определенный интерес к подобного рода литературе. Еще в 1890 г. известный нью-йоркский журналист Джейкоб Риис опубликовал книгу «Как живет другая половина», социологическое исследование об условиях существования бедняков-иммигрантов в районе печально известной нью-йоркской улицы Бауэри.

Книга имела успех. Примеру Рииса последовали другие видные писатели и журналисты, родилось своего рода литературное течение, получившее название «журнализм улицы Бауэри». О трагической жизни людей трущоб писали выдающиеся американские писатели Драйзер, Стеффенс, Крейн. И безусловно, такой опытный издатель, как Бретт, не сомневался в коммерческом потенциале новой работы Лондона. Он также дает согласие на выпуск книги «Письма Кэмптона и Уэйса», написанной Джеком совместно с Анной Струнской.

30 июля 1902 года Джек Лондон отплыл в Европу на пароходе «Мажестик». Он был поглощен мыслями о предстоящей остановке в Лондоне, о том, как лучше воплотить свой замысел. Он часто вспоминал свою крохотную дочь Джоан. Конечно, — что тут хитрить! — ему хотелось сына, и рождение дочери несколько разочаровало его, но вскоре он смирился и в свободное время неутомимо фотографировал малютку. Рассматривая время от времени эти фотографии, он снова и снова мысленно возвращался домой, пытаясь представить, что в этот момент может делать жена, как управляется с его дочерью «мама Дженни Прентис», которая в свое время вынянчила самого Джека, а теперь заботилась о его первенце.

Да и друзья не выходили из головы. Он всегда отличался бескорыстием, старался хорошо позаботиться о своих близких и друзьях. Он считал совершенно нормальным делом оказывать существенную помощь стареющей няне, заботиться о тяжелобольном друге, помогать Герберту Уэйтекеру, не имевшему возможности прокормить большую семью на гонорары за свои статьи. Немалых расходов требовала и собственная семья, и мать с ее приемным ребенком. Что там говорить — проблем хватало по горло. Но конечно, главное сейчас — это остановка в Лондоне.

«Через неделю я буду в Лондоне, — писал он с борта парохода Анне Струнской. — У меня будет пара дней на улаживание всех дел, а затем я исчезну с поля зрения, чтобы понаблюдать коронацию (короля Эдуарда VII. — Примеч. автора) с точки зрения обитателей лондонских трущоб… Пока же в пульмановских вагонах, нью-йоркских клубах, в курительных салонах пересекающего Атлантику лайнера я встречаюсь с бизнесменами с мировым именем. И, по правде говоря, эти встречи вселяют в меня надежду в успех дела, ибо все эти дельцы — абсолютные невежды и ничего не смыслят в том, какие силы действуют в мире. Они пребывают в блаженном неведении о предстоящем перевороте, но в то же время их ожесточение против рабочих все время возрастает. Как видите, растущее могущество рабочих задевает их…»

Сам же писатель всегда хотел жить с широко раскрытыми глазами, наблюдать все проявления борьбы классов, все изменения, происходящие в мире. Этим желанием объяснялась и его идея изучить жизнь лондонских трущоб. Джек лишь опасался, что у него для этого будет слишком мало времени. Однако пребывание писателя в столице Великобритании для него растянулось на шесть недель: по прибытии в Лондон он получил сообщение о том, что путешествие в Южную Африку отменяется. Он был волен располагать собой как хотел.

Со свойственной ему энергией Лондон принимается за выполнение плана. Авторы некоторых появившихся в последние годы в Англии новых исследований о жизни и творчестве Лондона сообщают, что в осуществлении его идеи ему активно помогали члены лондонской Федерации социалистов-демократов, в частности будущий известный английский журналист Эрнест Хантер. Лондон связался с Хантером и его друзьями с помощью Анны Струнской, которая регулярно поддерживала с ними переписку. По совету Хантера он приобрел поношенную одежду и поселился в районе трущоб.

Выдавая себя за попавшего в беду моряка, Джек быстро завязал знакомства среди окрестных бедняков. Вместе с ними он торчал под дождем в толпе зевак на Трафальгарской площади в день коронации Эдуарда VII. В любое время суток он бродил по тем самым темным грязным улочкам, на которых каких-нибудь пятнадцать лет назад зверствовал Джек-Потрошитель. Зрелище условий, в которых жили тысячи людей, потрясло Джека. «Я достаточно читал о нищете, да и сам повидал ее немало, — писал он Джорджу Стирлингу, — но окружающее меня сейчас превосходит все, что я мог себе представить». То же в письме к Анне Струнской: «От этой дьявольской ямы, называемой Восточным тупиком, я просто заболел… Я вымотан до изнеможения, мои нервы не выдерживают увиденного, я страдаю до глубины души…»