Девушка поднесла ложку с бульоном ко рту Яна – тот послушно раздвинул губы, а не далее, как вчера, чтобы дать ему воды, рот пришлось открывать силой… И губы у него красивые – так бы и поцеловала, – подбородок с ямочкой. Ой, файный хлопец! Почему же пани Юлия увидела это раньше, чем она, Беата?.. Лучше-то ему, лучше, а сможет ли ходить? Если нет, пани Юлия выбросит его вон, как надоевшую собачонку. К инвалидам у неё непроходящая брезгливость. Даже милостыню подает только прибранным да опрятным, тем, что своим видом глаз не оскорбляют.
Беата унесла поднос. Некоторое время Ян лежал один, а потом дверь открылась и вошёл сутулый слуга, которого называли Иваном. Он откинул одеяло, присел на кровать и вдруг резко крутнул большой палец ноги Яна. Парень от боли вскрикнул и прошипел сквозь зубы:
– Ч-черт неумелый!
Иван расхохотался, ничуть не обидевшись.
– Вот так-так! Значит, ноги свои ты чувствуешь? А чего вчера Вальтеру жаловался? Из-за тебя в замке переполох: стоит ли тратить на будущего инвалида драгоценное панское внимание?
– Я не врал, я и вправду не чувствовал.
– Ничего, это бывает. Сейчас сделаю я тебе массаж: будет больно, терпи. Не бойся, хуже не станет.
Ян вздрогнул от прикосновения его сильных цепких пальцев, но тут же устыдился своей боязни и только расслабился, как резкая волна боли нахлынула на него, заставив вскрикнуть и вцепиться зубами в подушку.
– Ну-ну, потерпи, будь мужчиной; как я и думал, у тебя от удара сместился позвонок и зажал нерв. Я вправил его… Придётся тебе пока полежать. Контузия есть контузия – кто знает, каким боком может повернуться. Пока не разрешу, вставать не смей!
– А как же… по нужде, не Беату же просить.
– Темнота! По нужде. Возле кровати у тебя что висит?
– Веревка какая-то.
– Не веревка, а сонетка. Понадобится – дёрнешь, я приду, отнесу… Но учти, выздоровеешь – отработаешь!
– Как же я тебя, такого-то бугая, носить стану?
– Почему обязательно носить? Я тебе другую работу придумаю.
– Работы я не боюсь.
Ян посмотрел в насмешливые глаза слуги и вдруг подумал, что он какой-то ненастоящий. Как будто Иван не был слугой, а только им прикидывался.
– Чего это ты меня так разглядываешь? – удивился тот.
– Ты здесь служишь или родственник чей-то? – не отвечая на его вопрос, поинтересовался Ян.
– Служу. У пана Зигмунда камердинером.
– А что со мной возишься?
– Пани Юлия приказала. Пока отец в отъезде, она в замке командует… Тебе здесь нравится?
– Интересно.
Он помолчал и добавил:
– Будто в какую-то книжку попал – все не взаправду.
– Как это? – не понял Иван.
– Так. Все притворяются: Беата – как будто ей весело; пани Юлия – как будто она строгая, но добрая; пан Вальтер – как будто ему людей жалко…
– А я? – Иван прямо остолбенел от простодушного признания парня, судя по всему, попавшего в самую точку. – Вот уж не думал, что ты такой востроглазый! В замке всего второй день, лежишь, не вставая… А если я сейчас это всё хозяйке расскажу? Думаешь, ей понравится? Станет она рядом с собой такого умника терпеть?!
– Не расскажешь! – уверенно сказал Ян.
– Интересно, почему?
– Потому, что ты их всех ненавидишь.
– Да-а, – только и мог сказать камердинер, выходя из комнаты в некоторой прострации. Вскоре, однако, Янек забыл о своем разговоре с Иваном, тем более выяснилось, что контузия не нанесла ему серьезного вреда. Хлопец быстро пошёл на поправку; только когда он пытался подняться, ещё кружилась голова и слегка тошнило.
На пятый день его вынужденного лежания к вечеру заявился Иван и сообщил:
– Сегодня буду тебя купать.
Ян попытался идти сам, но Иван не выдержал его жалких попыток, схватил парня, кинул себе на плечо и понёс.
Комната, в которую они пришли – ванная, как объяснил Иван, – поразила Яна своим великолепием. Вся она от пола до потолка была покрыта цветными изразцами. По сравнению с ними изразцы на печке хуторского богача Опанасенко, казавшиеся хлопцу прежде великолепными, выглядели бы убогими.
В огромную белоснежную ванну вода лилась из золотой пасти зверя, напоминавшего волкодава Серко, с которым сторожил сельское стадо коров пастух Василь. Кругом сверкали зеркала, хотя Ян не понимал, зачем в них глядеться голым людям?! Он крепко сжал зубы, чтобы рот от изумления не раскрылся сам собой – мать предупреждала, что это неприлично, – до чего только не додумаются богатые!
Беата при виде тощей, застывшей как изваяние фигуры Яна, прыснула, но тут же склонилась над ванной, проверяя температуру воды. Выходя, она стрельнула глазами в Ивана и прикусила губу. Иван тоже оглядел Яна: даже нижнее белье болталось на нём, как на огородном пугале.
– Раздевайся! – прикрикнул он. – Застеснялся, как красна девица!
Слуга помог парню забраться в ванну и, не давая опомниться, надавил на плечи так, что Ян с головой ушёл под воду и даже хлебнул её от неожиданности. Он вынырнул с выпученными глазами и напустился на Ивана:
– Ты что, с перепою головой маешься? Я же утонуть мог!
– Небось откачали бы. Пани Юлия ещё не натешилась. Кто бы допустил, чтобы игрушка сломалась?