Ваша честь

— Ты не избежишь, потому что нам это необходимо! Поняла? Ты меня поняла?

— Я федеральный судья, — зачем-то сказала я. Ну да, неприкосновенность. Отчего -то происходящее меня до крайности возмутило: реанимируйте, ладно, но зачем же пощечины раздавать? И не пропадала странная эйфория. и запахи я начала различать, и несмотря на то, что лет мне было немало и стесняться многого я должна бы уже перестать, я понимала, что при таком приступе случиться может все что угодно.

Неловко.

И боль в ноге. Единственное, что от всего кошмара осталось. Видимо, я ногу сломала, и придется прыгать на костылях. Если повезет, я выбыла из строя на месяц, и это если действительно повезло и я не окажусь на вытяжке. Зато, сказала я самой себе, я точно знаю, что нога у меня еще есть. И мне ее не оторвало, как несчастному нашему царю -освободителю.

Это абсолютно неуместное сравнение почему -то меня рассмешило, и я почти засмеялась, когда...

— Йоланда, — прошипела женщина, наклонившись ко мне близко -близко, и мне в нос ударил омерзительный до тошноты запах гнилых зубов. О, я очень хорошо знала его — и меня всегда, всегда от него мутило! — Бестолковая, никчемная уродка! Твоя сестра стала бы королевой, но раз ее больше нет, корону наденешь ты!

Глава вторая

— Хоть какая-то от тебя будет польза! Так что возьми себя в руки и хоть раз в жизни веди себя как положено!

И женщина отшвырнула меня от себя, выпрямилась, и я в полусне-полуяви разглядела на ней длинное платье из тяжелой и темной ткани, и единственными светлыми пятнами были старомодный отложной воротник и такие же манжеты, широкие, едва ли не на треть предплечья, с остро вырезанными краями. Как и воротник. Мода. Не то чтобы я за ней не следила, но, пожалуй, все же не успевала. Когда в моду вошло подобное ретро?

Дверь хлопнула, женщина ушла, и я услышала, как провернулся ключ в замочной скважине.

С улицы все еще доносились голоса. Я закрыла глаза, пошевелила ногой. Боль ослабла, это немного утешило. Значит, нога точно на месте. Я пошевелила другой — и совсем успокоилась, ощутив ее. привычно.

А эта женщина определенно была не врач.

Я пошевелила руками — они тоже были на месте. Зрение вернулось, я поняла, что могу нормально воспринимать реальность — реальность ли? — и думать, и.

Что все это вообще значит? Что все это такое?

Больно, значит, все это не сон? Я часто слышала, что во сне боль не чувствуется, но свои сны я никогда не запоминала, так что сама проверить истинность этого утверждения не могла. Какие у меня имеются факты? Сердце бьется, дыхание есть, я вижу, слышу, могу говорить, и даже меня понимают. Работают все мои привычные пять чувств. Разгибаются пальцы.

Но все остальное было более чем непонятно.

Для начала меня называли — Йоландой. И это было далеко не самым загадочным в происходящем.

Я открыла глаза — глупо бегать от очевидного. Факты и только факты. На их основе и будем делать выводы. Что же произошло? Меня не спасли, и я умерла? В тот момент, когда я тронула машину с места. Свет, грохот, полет — да полно, разве это инсульт или инфаркт? Выходит, те угрозы были совсем не пустыми? Сколько лет миновало с тех пор, когда личные машины взрывали? Будто лихие девяностые вдруг вернулись. Или это случайность? Или намерение? И главное — где теперь я, что со мной? Мой рассудок, мой разум, но странное... не мое тело? Как это возможно?

Я сумела поднять руки и теперь их рассматривала. Не мои. Они определенно, абсолютно точно были чужими. Еще молодые. пухлые. Не слишком, нет, но я настолько привыкла видеть на тыльной стороне кисти выпирающие возрастные, острые суставы, что нынешняя гладкая, мягкая даже на вид кожа и аккуратные пальчики вызывали у меня недоумение. Молодые руки, не крюки шестидесятипятилетней женщины. Короткие ногти без лака, впрочем, очень аккуратные. Вот в этом ничего для меня необычного нет. Рукава. Широкие, сужающиеся к запястью. С манжетами, узкими и неудобными, сплошь расшитыми металлической нитью серебряного цвета. Кольца — странные. тяжелые, отвратительного насыщенно-желтого золота, которое я так не люблю. Старинные? Камни большие и почему-то все кабошонами. На мне длинная юбка, тяжелая и неудобная до ужаса, и мои ноги в ней, похоже, запутались, а на грудь давит повязка — или, может, корсет? — или что-то на него очень похожее.

Во всем этом мне было. не по себе, хотелось выпутаться и сбежать. Я никогда не чувствовала себя так, словно меня втиснули не только в чужую одежду, но и чужое тело. Вопреки ситуации, жуткой донельзя, я улыбнулась: втиснули, хотя это и кажется вымыслом или бредом. Так некомфортно носить отвратительное белье или давящие джинсы, или туфли не по размеру .

Я оторвалась наконец от созерцания того, что сейчас было моим телом, и огляделась. Комната была небольшой, и через окно — тоже маленькое и настежь распахнутое — было видно, что на улице солнечно. Тепло и шумно. И оттуда адски, нестерпимо воняло.

То, что ожидало меня снаружи, понравилось мне еще меньше, чем то, что окружало меня внутри.