Ваша до рассвета

Она прислонилась щекой к окну, борясь с отчаянием. Она поощряла Габриэля стать героем, а сама была отчаянной трусихой. Она убежала от его любви в самом начале, боясь верности его сердца. Потом она сбежала из больницы, не в силах посмотреть в лицо последствиям своей трусости. Она сбежала из его объятий в Ферчайлд–Парке, и вот теперь снова бежит.

Но только на этот раз ей придется бежать всю оставшуюся жизнь, даже если это означало, что она нигде не сможет найти покоя.

– Больше никогда, – прошептала Сесиль.

– Прости?

Сесиль выпрямилась на сидении.

– Разверните карету.

– Что? – спросила Эстель, изо всех сил пытаясь понять, о чем она говорит.

– Прикажи кучеру развернуть карету! Немедленно! – слишком нетерпеливая, чтобы ждать, когда ее подруга уловит смысл ее скачущих мыслей, Сесиль схватила стоящую в углу трость и забарабанила ею по обитой шелком панели в передней стенке экипажа.

Карета резко остановилась. Панель отъехала в сторону, и в открывшемся проеме появилось изумленное лицо кучера, с красным от холода носом.

– В чем дело, мисс?

– Я должна вернуться в Лондон. Разверните карету немедленно!

Кучер бросил на Эстель осторожный взгляд, словно спрашивая, не следует ли отвезти ее подругу с безумными глазами прямо в Бедлам[9].

– Делайте, как она говорит, – приказала Эстель, и ее глаза засияли. – Что бы она ни сказала.

Тот неохотно кивнул Сесиль.

– Куда, мисс?

– К докам в Гринвич. И поспешите! От этого, возможно, зависит жизнь одного мужчины!

Карета дернулась и пришла в движение, заставляя Сесиль опрокинуться на сидение. Отчаянно нуждаясь хоть в соломинке надежды, она сжала руку Эстель, и дрожащая улыбка появилась на ее губах.

– И жизнь одной женщины.

* * * 

Лейтенант Габриэль Ферчайлд стоял в форме перед зеркалом в студии своего городского особняка. Он поправлял на шее темно–синий галстук, неприятный разрез его шрама опускал уголок рта, а сам рот выглядел так, словно не знает, что такое улыбка.

Его лицо враг не захотел бы увидеть напротив своей винтовки, меча или пушки. Это было лицо мужчины, рожденного воевать, а не любить. Никто бы не предположил, что эти строгие губы и сильные руки провели большую часть прошлой ночи, с нежностью заставляя женщину испытывать один экстаз за другим.

– Милорд?

Габриэль повернулся на звук железных колес, катящихся по ковру. Никто бы не узнал в мужчине, с прямой спиной сидящего в инвалидном кресле, истощенного нищего бродягу, которого Габриэль нашел под дождем около полутора месяцев назад. Его губы потеряли синеватый оттенок, а щеки и грудь уже не выглядели ввалившимися. Со своим превосходным почерком и математическими способностями Мартин Уорт оказался самым способным секретарем, который когда–либо был у Габриэля. Он полностью передоверил бывшему мичману управление своим домашним хозяйством на то время, пока будет в море.

Габриэль быстро отмел неумеренную благодарность Мартина. Если бы не странный поворот судьбы, он сам мог бы оказаться на улице без ног и был бы обречен провести остаток своей жизни в инвалидном кресле.

Убрав с глаз блестящие темные волосы, Мартин произнес:

– Вас хотят видеть, милорд. – И прежде, чем сердце Габриэля смогло совершить предательский скачок, он добавил, – мистер Беквит и миссис Филпот.

Габриэль нахмурился, не представляя, какое срочное поручение могло вытащить его преданных слуг из Ферчайлд–Парка. После рысканья вместе с Габриэлем по трущобам Лондона в поисках Саманты Беквит поклялся, что ноги его больше не будет в Лондоне, пока это будет от него зависеть.

– Спасибо, Мартин. Скажи им, пусть заходят.

Лакей увез Мартина в его кресле, и в студию суетливо вошли Беквит и миссис Филпот. После теплых приветствий они сели на обитый парчой диван, предпринимая все возможные попытки сохранять с ним достойную дистанцию. Габриэль остался стоять спиной к камину.

Миссис Филпот сняла перчатки.

– Мы не были уверены, если должны беспокоить из–за этого дела…

… но вы просили, чтобы мы информировали вас, если в спальне мисс Викершем обнаружится что–нибудь необычное, – закончил за нее Беквит.

Мисс Викершем.

Это имя воткнулось в лед, который окружал сердце Габриэля, как горячая игла. Он сомкнул руки за спиной, чувствуя как напряглась его челюсть.

– Я как раз собирался послать вам указания, что вы можете сжечь ее вещи. Очевидно, что у нее нет намерений возвращаться за ними.

Беквит и миссис Филпот обменялись тревожными взглядами.

– Как по–ж–желаете, милорд, – запинаясь, произнес Беквит. – Но думаю, что вы сначала должны взглянуть вот на это. – Он вытащил из кармана жилета свернутый листок бумаги. – Ханна и Элси перетряхивали матрац в спальне мисс Викершем, когда нашли его.

Габриэль попытался не вспоминать ночь, когда он разделял с ней тот смехотворно узкий матрац и как эта узость заставила их жаркие тела лечь рядом, как ложки в ящике.

Он глянул на бумагу в руке Беквита, со странным нежеланием ее читать.

– Безусловно, она не оставляла мне еще одной записки. Ее первая была весьма красноречива. Едва ли к ней требовалось что–то добавлять.

Беквит покачал головой.