Ваше благородие

— Они выведены из строя. Шуму от них больше чем пользы. Единственный мост через реку наверняка русские заминируют.

Как это часто бывает перед дождем, в лесу было душно. Ни ветерка, воздух неподвижен, листья на деревьях едва шевелились. Обливаясь потом, солдаты Дузеля и примкнувший к ним разномастный люд лежали пластом на земле. Не хотелось думать, не то что шевелиться. Неистовствовали комары. Липли к лицу, жужжали над ухом, чтобы раздеться, нечего было и думать. Но вот качнулись верхушки деревьев, потом, будто спохватившись, зашумела листва, очнулись от дремы, зачирикали, засвистели, защебетали птицы, перелетая с ветки на ветку. Ожила река: торопливо заквакали лягушки, пошла по зеркальной поверхности рябь, в зарослях чакана захлопал крыльями селезень, шлепнул хвостом окунь, выскочила из прозрачной глубины на свет божий небольшая рыбешка, зашевелились люди. Забился пульс жизни!

Вскоре небо начало затягиваться тучами, повеяло сыростью. Зашелестел по листьям дождик, но тут же прекратился.

Не разжигая костров, обитатели леса наскоро поужинали остатками съестных припасов в томительном ожидании неизвестного.

Майор с капитаном вошли в палатку. Фессель оказался более запасливым. Из своего ранца вынул банку свиной тушенки, начатую фляжку спирта. Майор мог поделиться лишь двумя чистыми стаканами и литровым термосом с кипяченой речной водой.

— Выпьем, — сказал капитан, — возможно, последний раз. Не на рандеву идем к русским на восточный берег.

— Выпьем, чтобы все было хорошо, — ответил Дузель.

— Все и всегда хорошо бывает лишь в раю. У меня же совсем нет желания попасть туда. Да и входные ворота, говорят, там узкие и с крючьями. В ад тем более. В его апартаментах лысые черти жарят грешников на сере.

— Тогда за удачу!

— Давай за то, чтобы ускользнуть из этой ловушки целыми и здоровыми.

Когда опорожнили банку и полфляжки, майор вновь попытался возобновить разговор о задании капитана, но Фессель и на сей раз сослался на государственную тайну, предложил послушать, что недавно произошло с ним.

— Не нужно мне твое вранье, — посуровел внезапно майор, — встретимся на том свете, там и расскажешь. Мне сейчас надо подумать, и хорошо подумать, как выбраться из западни, куда мы угодили. Посиди и помолчи.

Не прошло и минуты, как Дузель громко захрапел.

«Вот уж действительно «сонливость». Похоже, прорвемся».

В палатку вбежал адъютант.

— Ракета! — заорал он благим матом.

— Какая ракета? — спросонья спросил майор.

— Зеленая, которую ждали. Наблюдатели передали. Посыльные тут, рядом.

— Передайте всем сигнал «вперед». Капитан, бежим. У нас резиновая лодка, все остальные переправятся голышом.

Занимался рассвет. Лодка оказалась небольшой, на двоих. Адъютант быстро сбросил с себя одежду, вошел в воду и, подталкивая резиновую посудину, направился с офицерами к противоположному берегу. Справа и слева слышался плеск воды, гомон людей. Неожиданно с покинутого берега громко, как показалось Фесселю, на весь лес прокричали:

— А, каты! Тикать?

И сразу же по воде рикошетом прошла длинная автоматная очередь. На берегу послышалась возня, затем все стихло. Тут же в воду вошла вторая партия людей. Веер пуль, однако, не прошел мимо лодки. Она сначала издала тяжелый выдох, затем забурлила и через минуту превратилась в плоский кусок резины. Исчез в пучине адъютант. В мокрой одежде, с хлюпающей в сапогах водой капитан по глинистому крутому обрыву выкарабкался на берег. Майора рядом не оказалось. Подбежал в сухой одежде фельдфебель. Поискал командира.

— Господин капитан, майор Дузель, вероятно, погиб, — с нервной дрожью в голосе сообщил прибывший, — какие будут распоряжения?

— Вы получили задачу, ее и выполняйте.

Едва добросовестный служака исчез в расступающейся мгле, по всему лесу загремели автоматные и пулеметные очереди. Оцепенев от страха, криков и воплей раненых, капитан сначала замер на месте, затем, не разбирая направления, рванулся напрямую сквозь кусты, подальше от опасного берега. Спотыкаясь о ветки, падая, беглец достиг небольшой поляны, спрыгнул в окоп стоявшей здесь до недавнего времени гаубицы. И тут же увидел возле своей груди автомат ППШ. Неприятно громко стучало сердце.

— Куда, хлопчик, путь держим? — с нехорошим смешком спросил по-русски рослый солдат.

— К офицеру, — едва переведя дух, неожиданно по-русски ответил капитан.

— Это можно. Но если возникнет желание обмануть и убежать, патронов не пожалею, — опять улыбнулся солдат.

Вскоре стрельба стихла. На какое-то время в лесу воцарилась тишина, но опять, словно заждавшись, торопливо запели птицы, приветствуя появившееся над лесом солнце. Потянул прохладный утренний ветер.

Съежившись, дрожа от страха, мокрый и перепачканный с ног до головы глиной, задержанный на одеревеневших ногах медленно плелся впереди конвоира.

— Что за чучело ты отловил? — гоготали встречные красноармейцы.

— В окопе познакомились.

— Сам-то он кто?

— А черт его знает! Но, похоже, птица, коли к старшему из офицеров запросился.

VII