Ваше благородие

– Докладываю, – начал я. Тут нужно не рассусоливать, а говорить четко и по существу. – Маршрут проложен по границам лесных массивов, проходимых в конном строю. Длина маршрута двадцать километров. В голове колонны конный разъезд на удалении зрительной видимости. Аллюр – рысь. Тридцать минут движения, десять минут привал. Выход в точку назначения через четыре часа. Доклад закончен.

– Поразительно, – сказал генерал. У полицейских полковников были не менее удивленные лица. Вроде бы они знали обо мне все и это докладывали генералу, но оказалось, что они вообще ничего обо мне знали. – Откуда вы все это знаете?

– Не знаю, ваше высокопревосходительство, – ответил я.

– Был найден с полной потерей памяти, – доложил начальник жандармского управления, – сейчас, вероятно, память возвращается. Экстерном сдал экзамены за полный курс гимназии. Шестого числа сентября сдает экзамены за полный университетский курс.

– Так-так, – задумчиво сказал генерал Надаров, – статские тут будут крутиться и сразу предлагать ему чин десятого класса по Табели о рангах, коллежского секретаря, а это почитай, как армейский поручик. А мы поступим так. Я дам команду записать его вольноопределяющимся в учебную команду в здешнем кадетском корпусе у генерал-лейтенанта Медведева Александра Ардалионовича. Я ему отпишу. Дадим возможность все вспомнить и произведем в офицеры. Это все равно лучше, чем штафиркой с бумажками бегать.

Глава 20

Я возвращался домой, сверкая новенькой медалью на выходном костюме. В те времена награды ценились, и часто можно было встретить чиновника или офицера с орденами и медалями на груди. В послереволюционной России это еще сохранялось до пятидесятых годов, а потом ношение наград стало уж каким-то неприличным. Военные носили разноцветные планочки, а гражданские и планочек не носили.

Перейдя с проспекта на улицу деревянных домов, я заметил, что за мной идут два молодых человека, которых я видел недалеко от резиденции генерал-губернатора. Почему они бросились мне в глаза? Потому что они ничего не делали, а чего-то выжидали. Не ждали, а именно выжидали. У выжидающего есть внутренняя дрожь перед броском.

«Похоже, что социал-демократы не оставляют меня своим вниманием, – подумал я, а идущий навстречу третий мужичок, с внутренней дрожью, утвердил меня в моих предположениях. – Соцдеки всегда шли на союз с социально близкими, то есть с криминалом и люмпен-пролетариатом. Похоже, что придется доказывать, что медаль мне сегодня вручали не зря».

Я ускорил шаг навстречу идущему мне соцдеку, чем привел его в некоторое замешательство, выразившееся в том, что он стал вытаскивать из кармана оружие, но револьвер зацепился курком за карман и никак не хотел вылезать наружу. Подбежав вплотную к террористу, я сбил его с ног и вытащил его револьвер. Два подельника лежавшего на земле соцдека бросились ко мне, но я был уже вооружен.

Револьвер Нагана солдатского образца, который нужно было взводить перед каждым выстрелом. Я сделал предупредительный выстрел вверх, но это не остановило нападавших. Тогда я выстрелил самому здоровому в грудь, а второму прострелил ногу. Он лежал неподалеку от меня и громко завывал. Сбитый мною с ног революционер пытался вырваться и что-то кричал.

Наконец раздались свистки, и ко мне со всех ног бежал городовой с погончиками старшего унтер-офицера и гом-бочками среднего разряда, а с другой стороны бежали два вооруженных палками дворника с бляхами на груди. По должности они были помощниками околоточных надзирателей и отвечали за соблюдение порядка на обслуживаемой ими территории.

Городовой ловко связал удерживаемого мною революционера, а я перевязал раненного в ногу налетчика. Третьему помощь уже была не нужна. Все трое были вооружены револьверами и могли совершить вооруженное нападение без всяких театральных эффектов: подойти вплотную и выстрелить. Револьвер гильзы не выбрасывает и вряд ли кто-то бы нашел убийцу. Это уже потом начнется эпоха киллеров, профессионалов и любителей, работающих убийцами за деньги.

Похоже, что в городе действует хорошо вооруженная боевая дружина революционеров. Вот вам и снижение революционной активности после событий 1905 года.

Кровавое воскресенье показало, что с властью невозможно договориться, что «добьемся мы освобождения своею собственной рукой». Идея построения общества счастья сильнее других идей, и молодежь готова идти на жертвы, чтобы их дети жили в таком обществе.

Все знают, что город Солнца – это утопия, красивая сказка, которая разбивается при соприкосновении с реальной жизнью. Это как с женщиной. Она красивая, воздушная, умная, ангел и все такое прочее. Пусть не женщина. Пусть это будет мужчина. Он такой весь сильный, накачанный, умный, велеречивый, гениальный и все такое прочее. Но у того и у другого есть естественные потребности, связанные с завершением цикла пищеварения. А разве о них кто-то думает? Никто.

Я, возможно, циник, но то, что есть, это никуда не выкинешь. Пожалуй, более точно по этому поводу выразились давным-давно наши братья-малороссы:

– Та хто там ссыть, як корова?