Сергей в своей только что восстановленной землянке знакомился с донесением командиров частей об организации службы на новом месте. Зазвонил телефон, и дежурный по штабу сообщил, что начальника оперативного отделения желают видеть два сотрудника армейской контрразведки СМЕРШ.
Довженко не знал, к кому именно они идут. После дневного света не сразу рассмотрел в землянке офицера за столом.
— Сергей Николаевич! — воскликнул он радостно. — Вот уж кого не ожидал и очень хотел увидеть. Подарок судьбы! Рад за вас. С удовольствием послушаю боевого друга и товарища. А это Каден, мой помощник.
— Василий Иванович! Я тоже рад встрече. А старший лейтенант — мой земляк.
— Ну везде преуспел! Как сын, семья, Зина?
Сергей рассказал о последних сообщениях из Батурино, Михайловки, об отце, который теперь в его полку.
— Я горжусь вами! Иметь сына — это же чудо! Представляю чувства бабушки, тетки, твои. А дед как радовался! А вот положение Зины огорчает. Видел, Сергей Николаевич, какими глазами она на вас смотрела! Многое я в жизни познал, но такого взгляда не припомню. В нем все: радость, печаль, мука, безысходность. По-доброму завидую вам.
— Спасибо за хорошие слова. Но прибыли вы для разбора дела?
— Товарищ майор, дорогой! Без разбирательства заранее знаю, что не можете вы сделать ничего такого, чтобы контрразведка могла этим заинтересоваться. Со штрафным батальоном дело ясное: использовали вы его в соответствии с обстановкой. Так и доложим начальству.
— Сергей Николаевич, — включился в разговор Каден, — еду в Сталинград. Молчит управление НКГБ, нет ответа на нашу просьбу по группе Хорька. Придется мне там поработать.
— Домой не заедешь?
— На сей раз нет. Приеду, расскажу о результатах.
— Майор и тут в курсе? — обратился Довженко к старшему лейтенанту.
— Мы с ним начинали дело, его брат Вадим помог.
— Сергей Николаевич, у вас есть чем отметить нашу встречу и ваши успехи по службе?
— Коньяк французский! Командир полка все-таки, у которого заместитель по тылу пробивной малый.
XXVII
Со своим заместителем командир полка осматривал трофеи, свезенные с поля боя и сваленные большой кучей возле землянки начальника арттехвооружений полка. Иностранное стрелковое оружие особого интереса не представляло. Привлек внимание кожаный портфель светло-коричневого цвета с желтыми металлическими застежками. Среди множества ложек, вилок, зубных щеток и прочей мелочи Шалевич обнаружил конверт с листом белой бумаги, сложенным вдвое, с грифом «секретно». На удивление офицерам, текст был отпечатан на русском языке. В нем говорилось, что 12 февраля 1944 года генералом Бреннером подписано распоряжение об отношении немецкой армии к боевикам Украинской повстанческой армии. В документе отмечалось, что между руководством УПА и вермахтом достигнуто соглашение, по которому боевики УПА не будут совершать нападений на немецкие подразделения, а также начнут передавать оккупантам захваченных военнослужащих Красной Армии, партизан и засылать в районы, освобожденные советскими войсками, своих разведчиков. В свою очередь немцы будут беспрепятственно пропускать боевиков УПА на свою территорию, не изымая у них оружия.
— Каково? — закончил чтение вслух замполит.
— Это называется «оппозиционность ОУН по отношению к германскому фашизму», — ответил Мухов.
— В ближайшее время, точнее, весной и летом, можно ожидать активизации деятельности боевиков УПА.
— Вроде бы свои, а уже заодно с немцами. Славяне, славяне, когда поумнеем?
— Говорят, будто полученные от своих раны больнее.
— Может быть, еще опомнятся? Поймут, что идея национализма — бред сивой кобылы.
— Трудно поверить.
— Кому принадлежал найденный портфель? — спросил Бодров.
— Похоже, командиру пехотного полка или убитому эсэсовцу. Надо бумагу почитать красноармейцам.
— Вот этого делать не стоит. Национализм — бомба замедленного действия. Не будем ее закладывать. Национальные чувства нельзя затрагивать даже в шутку. Все люди равны перед богом и законом, но только до момента упоминания о национальной принадлежности. Прочитаем, возможно, фальшивку, а как она отзовется в душах красноармейцев и во что потом выльется, нам не дано знать. Иногда от молчания пользы больше, чем от жарких дебатов. В конце концов нам не с националистами предстоит иметь дело, а с бандитами. К какой бы нации эти люди ни принадлежали, главное не то, что они говорят, а каковы их дела.
Сергей даже раскраснелся от неприятного разговора.
— Мы еще ни разу не посещали наши лазареты, а там раненых предостаточно. Товарищ Шалевич, это ваша святая обязанность.
— Я уже побывал там, и не раз. Могу даже отчитаться: шестнадцать тяжело раненных красноармейцев мы отправили в подвижной фронтовой госпиталь, у нас появился еще один фельдшер, две сестрички.
— Фельдшер — женщина, — подсказал Шведов.
— Ваши кадры увеличиваются, товарищ Боткин, а командир не в курсе, — проявил недовольство Бодров.