Ваше Сиятельство 10

Императорская чета вышла из спальни, а я лежал, борясь с огромным желанием рассмеяться. И думал: какая же все-таки сука, эта госпожа Ричмонд! Надо же так ловко водить за нос Филофея Алексеевича! Ведь он далеко не дурак, хотя возраст немного накладывает свое!

Я приподнялся, огляделся. Окно было приоткрыто, но первую пришедшую на ум мысль: тихонько уйти через него, я отверг, хотя прежний Елецкий умолял меня об этом. Отверг вовсе не потому, что здесь второй высокий этаж и внизу сад патрулируют гвардейцы третьего особого императорского полка, но потому… Потому, что негоже уходить от моей венценосной любовницы не попрощавшись. И еще потому, что я неудовлетворен как мужчина. С долгим ожиданием мне пришлось смириться. Глория выпроваживала супруга, наверное, с полчаса. Лишь когда я услышал звук открывшейся двери, отдаленный голос императрицы, потом еще какие-то мужские голоса, среди которых не звучала мягкого баритона императора, я понял, что Глория передала своего ненаглядного в надежные руки. Следом послышались ее быстрые шаги, приближавшиеся к спальне:

— Елецкий! Вот что с тобой сделать⁈ — воскликнула она, ворвавшись в спальню.

— Только не надо отправлять меня в ссылку в Северно-островную губернию, — шутливо попросил я, вспоминая ее прошлые угрозы: — Тебе будет очень неудобно летать туда ко мне на свидания.

— Как это остроумно, граф! Ты знаешь, что я пережила за этот вечер⁈ — ее глаза искрились, казалось, в них мечутся синие молнии. — Ты хоть понимаешь, чем это могло кончиться⁈ В первую очередь для тебя! Ведь я могла сказать, что понятия не имею, откуда он тут взялся! Я вообще была в ванной, в тот момент, когда граф Елецкий магией и обманом проник ко мне! И объяснял бы потом, какого черта ты сюда проник, да еще в облике императора!

— Накажи меня в ванной! Это будет справедливо, поскольку в ней все началось! Мне надо помыться! Нам надо помыться! — я подхватил ее на руки. — И там я тебя трахну! Сил нет, как хочется это сделать!

— Трахну? — не понял императрица, уже смирившись с моим вольным обращением с ней.

— Дрыгну, если так яснее! Видел у тебя огромная ванна, вернее небольшой бассейн! В нем меня накажешь! — в предвкушении водных процедур, я поспешил к знакомой двери.

Было около одиннадцати, а мы все еще наслаждались друг другом в постели. Приглушенный красноватый свет туэрлиновых светильников наполнял спальню императрицы приятным теплом.

— Елецкий, ты слишком много хочешь. Откуда в тебе такая наглость? — Глория приподнялась, поглядывая на меня.

— Ты не умеешь это делать? — погладил ее волосы.

— А как ты, мальчишка, думаешь? Не много ли тебе будет чести? — она пыталась быть сейчас строгой, даже возмущенной, но ее глаза были игривы.

— Ну, пожалуйста! — я нажал на ее затылок так, что мой усталый, но обретший новую силу воин, оказался возле ее губ. — Сделай это как императрица!

Не сводя с меня глаз, Глория наклонилась и провела кончиком языка по моей тверди.

— Волшебно, — я прикрыл глаза, подавшись ей навстречу. Через миг почувствовал, как губы императрицы ласкают головку моего члена. Делают это неспеша и очень умело. Ее ротик принял его еще глубже.

Мне пришлось немного изловчиться, чтобы дотянуться до ее живота, лаская его, добраться до треугольника коротко подстриженных волос. И когда мои пальцы погрузились в ее теплую пещерку, Глория зачмокала с нарастающей жадностью. Она кончила, как всегда, раньше, протяжно застонав, поджав ноги и сладко подрагивая. Потом вернулась к моему бойцу, втягивая его глубоко и сильно, так, что я очень быстро взорвался.

Мы лежали, обнявшись под простыней молча, чувствуя теплую негу, разлившуюся по нашим телам.

— Хочу, чтобы мы проснулись вместе. Останься, — шепнула она.

— Нет. Не могу. Мне край как нужно заняться подготовкой к операции, — о том, что я собираюсь в Лондон я не скрывал. Лишь намеренно исказил сроки. — У меня к тебе просьба… Серьезная такая просьба.

Она приподнялась на локте, внимательно глядя мне в глаза.

— Ты же знаешь о моей заинтересованности в некотором бароне Майкле Милтоне? — продолжил я.

— Как же не знать о любовнике твоей матери, — в глазах Глории появилась усмешка. — Трудно ему теперь. И, наверное, ей.