Когда Ксения скрылась за дверью я выпил полчашки кофе, съел два пирожка и вернулся к работе с кинжалами. В этот раз решил подойти к делу иначе: в грифельной копии текста я нашел две стоявшие рядом пиктограммы из тех, значение которых у меня уже имелось при переводе первых пластин. Снова вышел на тонкий план, оставив лишь небольшую часть внимания в физическом мире. Некоторое время разглядывал свечение вокруг кинжала, настраиваюсь на энергоинформационный поток, исходящий от него. Передо мной поплыли образы, связанные с прошлым клинка. Образы, связанные с Гефестом и его кузницей, они были столь яркие, что даже ослепляли ментальное зрение, напрочь отсекая все прошлое — то важное для меня прошлое, когда этот предмет был еще одной из пластин Свидетельств Лагура Бархума. Однако я обошел эту проблему используя как якорь выделенные мной уже известные пиктограммы — сосредоточился на них, отсекая все лишнее. И эта хитрость сработала: очень слабо, почти неразличимо передо мной всплыли древние образы, которые не смог уничтожить даже огонь плавильни Гефеста.
С кинжалом я угадал — именно тот, который был в моей руке был отлит из металла четвертой пластины. Даже если обе пластины были расплавлены одновременно в одном тигле, все равно мой метод работал. Осторожно и цепко, удерживая внимание на первых доступных образах, я взял в работу первые пиктограммы с грифельной копии и начал искать их смысл. Он был настолько зыбким, что лишь мое предельно острое внимание мага смогло его распознать. Открыв глаза, я торопливо записал на листе бумаги вероятные значения первых знаков. Дальше пошло легче. Часа за полтора работы я составил новую логическую таблицу и перевел примерно седьмую часть знаков с лицевой стороны пластины. Начала болеть голова, перед глазами точно галлюцинации мелькали размытые образы и огненные круги, чувствовался сильный дискомфорт в области чакр.
Я бы продолжил работать над переводом, поскольку от неожиданного успеха меня захватил азарт, но писк эйхоса оборвал мои мучения. В том, что пришло сообщение от Глории, я не сомневался. Так часто бывает, когда слишком глубоко работаешь с энегоинформацией, то легко угадываешь ближайшие события, которые должны случиться. Прежде чем взять эйхос в руки, я дописал последние слова перевода и прочитал все, что сегодня у меня получилось:
«Славные виманы Харвида горели в небе словно осколки разорванного солнца и черный дым застилал небо и землю. Все вокруг будто погрузилось в первородный Хаос. Словами запретный изречений принц Харвис проклинал Ларнурис и Горохона (ее первого военачальника), посмевшего применить злой огонь Артума. Бесчестие, которое хуже лютой смерти ожидало их. Этот бой был проигран, сотни тысяч людей погибли, и не осталось от них даже пепла…» — я чувствовал жуткую ментальную усталость и при этом мне хотелось смеяться, как бы не было это кощунственно на фоне событий трагедии великой империи канувшей в вечность вместе с последней арийской династией Пандарпиев. Смеяться хотелось потому, что у меня все получилось несмотря на то, что пластины Свидетельств превратились в клинки. Казалось, я сделал невозможное. Очень вероятно, что теперь я смогу закончить перевод Свидетельств Лагура Бархума раньше, чем бритиши разберутся с табличками Святой Истории Панди. Если так, то останется лишь раздобыть оригинал Ключа Кайрен Туам.
Вытянув сигарету из приоткрытой коробочки, я прикурил и взял эйхос, готовясь послушать сообщение Глории и поскорее ответить. Негоже мучить ее ожиданием — императрица все-таки. Нажал на боковую пластину и чуть добавил громкости:
«Елецкий, есть у меня немного свободного времени для тебя. К половине второго чтобы был у меня».
Вот так, лаконично, с монаршей небрежностью. От этого мне еще сильнее захотелось смеяться. Я хотел было ответить, но тут за моей спиной возникло золотисто-оранжевое сияние. Я, не поворачивая головы, снова угадал кто ко мне спешит. Затянулся никольской, встал, выпуская длинную струйку табачного дыма.
— Хайре, неотразимая! — приветствовал я Геру, едва она вышла из портала и обрела земное тело.
— Ты сумасшедший Астерий! — глаза богини сверкали, и было сложно сказать, что они выражают: возмущение, изумление или восхищение.
— А что такое случилось⁈ — рассмеялся я, подходя к ней.
— Перун в гневе! Молниями сжег святые оливы у пруда! — на божественных губах заиграла божественная улыбка. — Да как ты смел⁈ — она шагнула к столу и взяла верхнюю газету из тех, что я принес утром. — Артемида и Лето сейчас у него! Он кричит так, что трясутся стены.
— Ты прекрасно выглядишь, Величайшая! Не могу удержаться, — я обнял ее, властно прижал к себе и поцеловал в губы.
— Астерий! Не смей этого делать! — Гера вырвалась из моих рук, под мой смех.
На какой-то миг меня словно пронзило электричеством, но эта маленькая неприятность была ничто, по сравнению со сладостью божественного поцелуя.
— Я расскажу Артемиде! — вслед за мной рассмеялась Величайшая.
— Только не это! Арти об этом не надо знать. Она же стреляет без промаха! — я молитвенно сложил руки на груди.