Ваше Величество Госпожа Рабыня

— Геннадий Ильич? Наконец-то! Третий раз за… — после секундной заминки (пунктуальный Анисимов, вероятно, сверился с часами) ровный голос, обыкновенно, невозмутимого следователя, — час семнадцать минут. Первый — в тринадцать двадцать. Сразу, как обнаружил, попробовал созвониться с вами.

— Сазонова?!

— Мёртвого, Геннадий Ильич. В морге у речников. Вчера его прибило почти к самому "Поплавку". Мыс там за пляжем, знаете? А возле — течение. Ну, и утопленников выносит обычно туда. Сейчас-то уже не купаются, а летом — часто. Сторож на пляже — некий Курников. В милиции его звонок зарегистрировали в восемнадцать сорок. Приехали быстро, там рядом — предположительно: огнестрельное ранение в спину. Документов при нём никаких, и вообще ничего такого, что позволяло бы опознать. А почему доставили в морг при "Клинике водников", а не к нам, к Гаврикову — пока не выяснил. Те, которые выезжали вчера по вызову, сейчас выходные — созвониться не удалось.

Слушая обстоятельный отчёт Анисимова, Геннадий Ильич произносил про себя энергичный, густо приправленный крепкими словечками монолог: "Вот…! Так и знал! После звонка полковника! Сразу почувствовал — …! Что этого грёбаного музыканта живым ни… не найти! Как же, господин Гавриков, "спонтанное убийство"!… тебе, а не спонтанное убийство! Какая-то падла… ишь как обрубает концы! Ну, ничего… этот у меня дождётся! Получит… по полной программе!"

Перекипев, Геннадий Ильич подробно расспросил Анисимова обо всём, что следователю удалось выяснить на данный момент. Оказалось — не много: суббота, иные на дачах, иные пьянствуют, опознание и то организовать не просто. Жены у Сазонова нет, мать и сестра в деревне, друзья-музыканты — кто где. Да, конечно, Зубов уже оповещён, а вообще-то, по мнению Анисимова, опознание трупа — формальность. Он, Анисимов, уверен, что потерпевший — Сазонов. Тело в воде пролежало не так долго — чтобы не узнать. И потом: на наружной стороне левой штанины — примерно посередине голени — узкая чёрная полоса. Скорее всего — мазут.

Сообщение Анисимова было до того исчерпывающим, что Брызгалов переспросил только одно:

— А Курников? Со сторожем удалось связаться?

— Нет, Геннадий Ильич. Жена говорит — на участке. Картошка у них за городом, а при ней — будочка. Ну, знаете, такая — мастерят из контейнеров. Это вообще-то недалеко, но кроме Костенко — суббота же — послать некого. А он, думаю, здесь нужнее. Впрочем, ты сейчас главный — решай.

— Некого, говоришь, Юрий Викторович?.. Что ж, посылай Костенко. Сторож… его показания… это важно. Особенно — относительно места. Знаю я тот мысок… А водники? С их службой связаться пробовал?

— Пробовал, Геннадий Ильич. Но у них там сейчас только дежурный патруль: координатор и трое на катере — помочь обещали, да, но только, если конкретно. А так — координатор сказал, что раз тело вынесло у мыса, то в воду оно попало ниже излучины: или в бухте, или уже на пляже. Но это я и так — знал без него. Полагаю, что в бухте, но пляж тоже не исключается. Хотя…

— Вот именно, Юрий Викторович! Мы с тобой можем только гадать, а это, знаешь ли… Зарплату нам не как ясновидцам платят. Не за экстрасенсорные способности. Так что Костенко — давай за сторожем. Посылай немедленно. И ещё раз свяжись с речниками — в бухту надо на катере. Попроси их, чтобы подкинули. А то, если по берегу, там же сам чёрт ногу сломит. Всё, Юрий Викторович, остальное на месте. Буду у тебя через… — Брызгалов на пару секунд задумался, — минут тридцать пять, сорок. Мне ещё надо сделать один звонок.

О том, что он обещал Пушкарёву позвонить сразу же после визита к Кандинскому, майор едва не забыл и по окончании разговора с Анисимовым нажал пальцем на рычаг и, не вешая трубку, набрал дубковский номер.

Фёдор Степанович оказался на месте: вчерашняя выпивка, смерть Лисовского, несчастье с Верой Максимовной настолько выбили его из колеи, что, как бизнесмену ни хотелось попасть в город, он не мог осуществить это своё желание. С тем большей жадностью, услышав в трубке брызгаловский баритон, Пушкарёв "набросился" на майора: как Верочка? Что говорит Кандинский? Что о её состоянии думает сам Геннадий Ильич? Словом, множество заданных второпях вопросов.

Переждав этот словесный шквал, Геннадий Ильич сообщил предпринимателю, что физически с Верой Максимовной всё в порядке, а о её психическом состоянии лучше спросить у самого Кандинского. Который — по поводу Завалишиной — скоро будет в Дубках у Аллы Анатольевны. И Пушкарев, встретившись с доктором, расспросить его сможет лично. А он, Брызгалов, конечно, сочувствует, но вряд ли способен помочь чем-то ещё. Он ведь, что Фёдору Степановичу хорошо известно, специалист совсем в другой области и сегодня, увы, жутко занят по своим служебным обязанностям. А посему дико извиняется и вешает трубку — ибо дела, дела…