Вашингтон

Увиденное в лагере глубоко поразило его. Треть личного состава была больна; у многих были ампутированы отмороженные пальцы ног, а то и все ступни; от недоедания и холода распространились тиф, пневмония, дизентерия, цинга. В больничных бараках, вынесенных за черту лагеря, люди лежали вповалку на полу, дрожа от холода, прося воды воспаленными, потрескавшимися губами. Некоторые заболевшие предпочитали оставаться со своими здоровыми товарищами и заражали их.

С конца лета армию Вашингтона покинули две-три сотни офицеров, и теперь он просто не знал, как сможет возобновить военные действия с началом весны. Штойбен был ниспослан ему Провидением: он не имел себе равных в обучении солдат и наведении дисциплины.

Начал он с гигиены: велел убрать из лагеря гниющую лошадиную падаль, вырыть выгребные ямы не менее чем в сотне метров от хижин — их полагалось забрасывать землей каждые четыре дня и копать новые. После этого пруссак приступил к занятиям. Для начала Вашингтон выделил ему всего сотню людей из своей личной гвардии, и очень скоро они смогли бы заткнуть за пояс англичан по части строевой подготовки. Штойбену тотчас прислали новых учеников, которых он обучил и неведомым им прежде боевым приемам, например штыковым (раньше американцы использовали штыки лишь в качестве вертела для поджаривания мяса). Целыми днями он муштровал солдат на широкой площадке в центре лагеря: учил ходить в ногу, перестраиваться из колонны в шеренгу и обратно. Они путались, сбивались с непривычки; Штойбен, плохо владевший английским и переходивший на французский, когда его не понимали, носился на коне перед строем, изрыгая немецкие, французские и английские ругательства. С помощью Джона Лоренса и Александра Гамильтона он начал писать свою знаменитую «синюю книгу» — учебник по строевой подготовке (он будет использоваться вплоть до Гражданской войны 1861–1865 годов). Дело пошло. В марте Вашингтон уже мечтал о том, как выведет на поле боя 12 тысяч своих прекрасно обученных солдат, заслуживших «восхищение всего мира, любовь своей страны и благодарность потомков». В дополнение к красивым словам каждому солдату выдали по чарке рома или виски.

Но три тысячи человек еще были к тому времени больны оспой. Для пополнения поредевших рядов своей армии Вашингтон решился на шаг, который пару лет назад показался бы ему немыслимым: согласился зачислить в солдаты чернокожих. Еще в январе власти Род-Айленда пообещали освободить рабов, которые пожелают вступить в «черный» батальон, — таких очень скоро набралось 130 человек. Примеру Род-Айленда последовали Массачусетс и Коннектикут. Рабовладельцев, отправлявших в армию своих невольников, освобождали от военной повинности. Под воздействием новых веяний Вашингтон написал своему управляющему в Маунт-Вернон, чтобы тот не продавал рабов без их согласия. Но Лунд Вашингтон, попробовав следовать этому указанию, ответил, что тогда негров вообще будет невозможно продать: никто не захочет. Однако продажа рабов с аукциона — надежный источник доходов…

В апреле, с возвращением теплых дней, ожививших и природу, и людские надежды, события стали развиваться в ускоренном темпе. Устав от притязаний Конвея, Конгресс удовлетворил его очередное прошение об отставке; «заговор» против Вашингтона провалился. Молодые офицеры поставили своими силами в Вэлли-Фордж любимую пьесу Вашингтона — «Катона» Джозефа Аддисона — и сыграли ее перед многочисленными зрителями, восторженно принявшими спектакль. Позже в лагере состоялся спектакль иного рода: туда явился генерал Чарлз Ли со своими собаками, освобожденный британцами после полугодового комфортного плена в Нью-Йорке. Вашингтон встречал его верхом на подступах к Вэлли-Фордж, в сопровождении «почетного караула», выученного Штойбеном. Ли остался верен себе: такой же самоуверенный, невоздержанный на язык и неопрятный. Уполномоченный по делам военнопленных Элиас Будино вспоминал, что утром генерал «был так грязен, будто всю ночь провел на улице». В частных письмах он по-прежнему заявлял, что Вашингтону нельзя доверить и взвода, что его армия находится в еще худшем состоянии, чем он ожидал, и без него главнокомандующий как без рук, потому что его офицеры никуда не годятся; однако в глаза он говорил совсем другое.

В конце апреля 1778 года Вашингтон получил неофициальное известие, что 6 февраля Франция признала независимость Америки и заключила с ней военный союз, а также договор о предоставлении Франции режима наибольшего благоприятствования в торговле. Бенджамина Франклина отныне принимали в Версале как посла Соединенных Штатов. Узнав об этом, пылкий Лафайет расцеловал Вашингтона в обе щеки, а у самого генерала на глаза навернулись слезы радости.